Когда несколько лет назад выяснилось, что я существо крылатое и люблю свежий воздух и простор (не то чтобы я об этом не знала, но руководство академии удивилось, услышав, что мне нужен простор и место для полетов), мне предложили выбор, либо башню, либо стандартная спальня в восточном крыле. Я выбрала комнату в башне и ни разу не пожалела. Полтергейст меня не донимает, разве что бумаги порой перепутает или шампунь с бальзамом местами поменяет. Ерунда ведь. А взамен вид из окон потрясающий и возможность тихонько выскочить ночью в окно и размять крылья, летая над ночным лесом. Правда, до столовой добираться дольше, чем остальному персоналу, мне, в отличие от них, приходится покорять бесконечно длинную лестницу.Можно, конечно, и вниз головой с башни, но дон гоблин наверняка сообщит,что летающие с башен преподаватели портят моральный облик учебного заведения. Не хочу лишний раз портить и без того испорченные отношения с начальством. Опять ведь будет смотреть холодными серыми глазами, словно я букашка, залетевшая в его кабинет. Лучше уж пешком по ступенькам.
— Выглядишь помято, — сочувственно пробормотала Джин и поправила воротничок моей блузки.
— Чувствую себя так же, — призналась я, оставив надежду показаться элегантной и величавой.
Ранние подъемы не для меня. Сегодня же у меня не просто ранний, а экстраранний подъем.
— А вот что ты делаешь в столовой в… — я бросила быстрый взгляд на часы, парящие под потолком столовой, — фурии и гарпии, в семь часов утра? Джин, то есть, донна Келли, официально заявляю, ты спятила.
— Приятно осознавать, что у моих преподавателей такой богатый словарный запас и тонкое чувство такта, — хмыкнул проходящий к своему месту ректор Корвус. Вот гад!
Укоризненно посмотрев на подругу — могла бы пнуть под столом, чтобы я заткнулась вовремя — я повернулась и послала преспокойно наливающему себе чай ректору сияющую улыбку.
— И вам доброй утро, ректор Корвус. Молока не желаете? — и, словно радушная хозяйка, я подвинула к нему молочник.На молочник ректор посмотрел с подозрением, словно тот мог взорваться в любой момент.— Предпочту воздержаться.— Разумеется, — пробормотала я. Еще бы он принял что-то из моих рук.
Кровопийца обычно сидит через три места от меня, но, поскольку среди преподавательского состава не так уж много ранних пташек, этим утром все стулья между мной и начальством зияли пустотой, являя его взору мой помятый вид и хмурое лицо. Ничего-ничего, пусть любуется.
— Так в чем прелесть подъема до рассвета? — выглядывая на столе кофейник, вновь спросила я у подруги.
— Хочу успеть оформить подшивку журналов до занятий, — отвратительно жизнерадостно улыбнулась Джин и придвинула ко мне кофейник, стоявший аккурат возле моей тарелки. — И солнце уже встало, Мередит.
До солнца этим утром мне дела было мало. Вчера я полночи писала характеристики на каждого своего студента, поскольку руководство сочло, что без столь важных документов я никак не могу сеять разумное, доброе и вечное в душах студентов нашей славной академии. В конце концов, что есть человек пред Характеристикой? Ничто, я полагаю.
Итак, чуть ли не до рассвета я заполняла бумаги, пытаясь понять, действительно ли у меня все студенты похожи один на другого, как две капли воды, или же это я под утро просто-напросто перестала соображать. Зато сдам сегодня всю эту муть и буду совершенно свободна.
Преподавательский стол столь ранним утром почти пуст, только я, Джин и Корвус, который, кажется, вообще никогда не спит. Ишь, как зыркает недовольно в мою сторону. Ничего-ничего, смотрите сколько угодно, дон Корвус, меня взглядами не расплавишь.
Зато за столами у студентов дела обстоят куда веселее. Звук голосов студентов сливается в мерный шум, вроде пчелиного жужжания, из которого иногда отдельными вспышками выделяются взрывы смеха. Молодежь, что с них взять. Не познали еще радости утреннего сна, когда часы уже пробили положенное им количество раз, осеннее утро подернулось дымкой тумана, дрожат за окном листья, а ты лежишь, лежишь и лежишь до последнего, зарываешься в теплые одеяла и…
— Донна Маккой, я бы предложил вам для отдыха несколько более подходящие места, но не уверен, что вы способны в данный момент воспринимать информацию.
— Отчего же, — взбодрившись от одного только звука ректорского голоса, ответила я. — Информацию воспринимать я всегда способна, можете не переживать.
В серых глазах мелькнула нескрываемая насмешка. «Переживать? Я? За кого вы меня вообще принимаете, донна Маккой?» — казалось, вопрошали они.
— Надеюсь, что ваши способности не подведут вас и впредь, — только и ответил он, осторожно промакивая губы салфеткой. — Я жду от вас заполненные бумаги, профессор Маккой.