Сейчас у детей есть телефоны, гайджеты, хоть и гадкое слово, но тоже есть, а у меня до телефона нужно было бежать несколько кварталов. Нет, это не трудно, но времени уходит все-таки многовато. Поэтому, дети учились все запоминать как нужно и с первого раза.
У меня не получилось.
Я отвлекся на спичку и добывание огня.
Понимаешь, после того, как я добыл огонь, все остальное было "пустяками". Я бухнул соли щепотку в холодную воду, я тщательно все размешал, добавил каплю масла растительного. Тогда все пользовались хлопковым. Это хлопотно, а не подсолнечно. Чтобы избавится от запаха нужны технологии. Потом я научился.
Так вот, размешал я соль в воде, и высыпал из пачки макароны. Настоящие, советские, серые. Я до сих пор вот этим желтеньким, кругленьким и симпатичненьким не сильно верю. А серых теперь и нет. С желтыми все просто, а сварить серые макароны, да так, чтобы они не послипались в слабошевелящуюся кучу - настоящее искусство. А потом я, задолго до Носова, до его потрясающе забавных рассказов, варил кашу.
Каша, как ты понимаешь, тоже, лезла. А посуды было немного. А чтобы принести посуду, нужно было спуститься с табуретки, потом подняться на табуретку вместе с посудой. Лезу, а на голове кастрюля, которая съезжает на глаза, а каша все ползет, ползун несчастный.
Размазывая по щекам и глазам, закусывая губу и придушенные звуки, стоишь на табуретке и черпаешь кашу из лапши. Как экскаватор, поворачиваясь всем телом от одной кастрюли к другой.
А потом вода закипела и макароны стали пригорать.
Они пригорали, а я помешивал последней поварешкой серую, бурлящуюся массу. На поверхности всплывали и лопались мучные пузыри, иногда очень большие, иногда маленькие. А потом я ее сварил. И дождался мамы, чтобы кормить ее своей лапкашей. Язык сам по себе назвал ее так.
И знаешь, мама съела несколько ложек и не забыла нахваливать меня. А потом сказала, что все у меня прекрасно получилось и она мной гордится. Но, сказала, есть несколько ошибок, которые прямо сейчас мы будем исправлять. А я сказал, что не будем. Почему, - спросила мама. Потому, - сказал я, - макароны все кончились. И посуду нужно искать, потому что чистой - нет.
Теперь представь, как я хохотал над рассказом Носова, когда научился читать и прочел его. Вот это - для меня - и есть настоящая, живая литература. Она про нас, про всех нас.
Сыррр
Мой старшенький - сыроед. Он может съедать сыр в любых количествах, в любом виде и сырым. Он ест его сырым. Представляете?
Я, тоже любил, есть масло ложками. Особенно шоколадное, ну, которое только выглядело шоколадным, а на самом деле было с какао порошком, но мог и обычное, сливочное.
Его предполагалось мазать. На хлеб или булочку. Но, если ребенку не хватает грамм двести, четыреста, для нормального функционирования, разве ему хватит жалких, размазанных по бутерброду, пятнадцати грамм? Не хватит.
Только.
Нельзя на глазах у взрослых поедать масло. У них такие бывают лица, с такими странными глазами, когда они замечают маслоеда за быстрым завтраком. Отчего-то, так стыдно становится, что хочется положить на место недоеденный кусочек и ножкой шаркнуть пОполу пару раз. Говорят, это вредно. Шаркать по полу, линолеум, соседи, то, сё. Все может быть, конечно, но ведь можно довериться ребенку в этом пустяковом вопросе? Можно, можно.
Рассказал я ему как - то, старшенькому, то есть, про четырехмерную мышь и холодильник. Мол, стоит положить кусочек сыра в холодильник, как мышь тут как тут. А потом раз и все. Мол, замок Некто повесил большой и амбарный, все щелочки замазал, запаял. Но. Таинственные исчезновения продолжались. Некто исхудал, блеск лихорадочный у него объявился. Это, когда у человека лысинка блестит от пота и усердия. Раз и все. Сыр. Раз и все. Еще сыр. Раз. И все.
Очередной эксперимент прошел неожиданно. Открыл Некто холодильник, а там мышь с очень внимательными глазами, но совершенно обычная в обычном таком плане. Ой. Сказал Некто. Ага. Вздохнула мышь. Ты? Спросил Некто. А кто ж еще. Сказала мышь. А чего? Удивился Некто. На-до-ела. Конфетка есть? Заискивала мышь. Какая? Подумал Некто. Лучше - шоколадная, но можно и батончик. Потом еще в прятки поиграем. Ладно? Уговаривала Некто мышь. А. Как. Ты. В холодильник попадаешь? Продолжал удивляться Некто. Обычно. Как. Через четвертое измерение. Это - удобно, но утомительно. Веришь? Мышь опять вздохнула.
Зачем, зачем я ему, старшенькому, рассказывал все это? Ну, да, была у меня такая четырехмерная знакомая, и что? Сын плакал, но сыр доедал. Всегда и всюду. Надо думать.
Перво-на-перво песенка