Илья Картушин
Молоко
Рисунки Н. Мооса
У всех великих людей была голодная юность. Днем они заботились о куске хлеба, а ночью жадно читали.
Сергей не собирается быть великим. Впрочем, одно время, примерно с шести и до шестнадцати лет, он собирался, но и тогда не мог решить — какая из вершин покорится ему? А теперь, ко второму курсу педагогического института, он занимается делами более важными, чем бесплодные мечтания, и все-таки, прочитав очередную автобиографию, в которой скупыми и мужественными словами «великий» рассказывает о лишениях и нужде, Сергей ложится на диван, грустит и, мудро, просветленно думая о жизни вообще и о себе в частности, с горечью отмечает свою сытость, свое постыдное благополучие. Кстати, после чтения таких автобиографий у него заметно улучшается аппетит.
Это замечает мама. Она радуется этому. Она любит смотреть, как едят ее сыновья. Старший, Николай, учится на вечернем отделении технического института и работает пожарником. Но, в основном, он не работает и не учится, а разъезжает по соревнованиям — он «воротник» в городской команде ватерполистов. Сергей играет тоже в городской и тоже вратарем, но только за юношескую сборную. Николай регулярно дает о себе знать телеграммами: «Вышлите пятьдесят подробности письмом целую». Но писем никогда не пишет и, возвращаясь домой, сообщает лишь, что «страшно» голоден, набрасывается на еду, сметая все подряд, и это безмерно радует маму.
Сергей так не может. Ест он вдумчиво и обстоятельно, он раздражается, когда мама, подав на стол, садится напротив и нежным голосом комментирует его трапезу:
— Еще картошки?.. А салат — что, не вкусный?.. Ну как, уварилось мясо?.. Про хлеб не забывай!..
Сергей склоняется над тарелкой, он чувствует на себе ее умильный взгляд. И краснеет от злости.
Еще мама любит повторять, что именно сейчас у них туго с деньгами: придется прекратить всякое барство и кое в чем себя ограничить. Это превратилось в своего рода присказку — перед тем как отослать пятьдесят Николаю или дать Сергею пятерку на праздничный вечер. Однажды Сергей попробовал уличить мать и попросил ее объяснить, что значит «туго с деньгами»? Мгновенно он получил листок календаря, на котором, после простейших арифметических действий, был выведен минусовый итог. Тогда Сергей открыл холодильник, плотно набитый снедью, ткнул пальцем и, предвкушая победу, торжественно вопросил: «А это что?» Мама сказала — ворую. Сергей важно сказал, что так и думал. А мама сказала, что он дурак, ох, какой дурак, и вряд ли когда поумнеет. На что Сергей, не теряя достоинства, иронически покачал головой. А мама продолжала объяснять, что он — бестолочь и эгоист, каких мало, что она мечтает увидеть, как он когда-нибудь будет вертеться — кормить и одевать семью, а в качестве благодарности получать оскорбления…
Мама — пенсионерка. Но работает юрисконсультом в пищеторге. Она курит «Беломорканал», лечит больные ноги и не может смотреть фильмы, в которых умирают. Иногда, вернувшись домой поздно, Сергей застает ее за какой-нибудь писаниной. Она кидает ручку, вполголоса обзывает его бродягой и котом, кормит и уходит к себе. Сергей, переживая, долго лежит с открытыми глазами и слышит, как мать за стеной тихонько стонет и вскрикивает во сне.
Отец живет отдельно, его давно не беспокоят ни мамины хлопоты, ни сыновья.
И вот Сергей решил помогать семье.
Помощь семье — это одно из слагаемых его новой, суровой и правильной жизни, которую он поклялся начать из-за несчастной любви. В мысленном диалоге с собой, состоявшемся после того «рокового» случая, когда увидел ее под ручку с другим и замер остолбеневший, и горько улыбнулся, он назвал свое прошлое «порханием», а будущее озаглавил — «долг». Его долг — серьезно учиться, аккуратно посещать тренировки, много читать, помогать семье. Из опыта своих прежних «новых жизней» Сергей понимал: простота и доступность такой программы — мнимая. Придется ломать себя, жертвовать многим. И радовался этому. Главное — долг, а там — посмотрим… И тут же ловил себя: «Кто — «посмотрим»?» Конечно, она — посмотрит, увидит, оценит, поймет… «Розовое слюнтяйство! — возразил себе же Сергей. — Никаких «посмотрим». Долг — и точка!»
Этой бы риторической точкой дело могло и кончиться, если бы на следующий день мама, с умыслом или без оного, не рассказала о том, как Вася, грузчик из третьего магазина, на глазах у продавцов выпил бутылку портвейна, пошел к директору и обложил того последними словами. Васю, в назидание другим скандалистам, пришлось уволить — и так грешен, а тут еще подрыв авторитета! А теперь он кается публично, хочет вернуться, но его не берут, слишком уж хлопотно с ним — норовистый и ворует помногу.