Решил. Назову его мистер Грей. Все в нем, со всех сторон кричит: Грей, Грей. Всегда бритый, одежда хорошо разглажена, немятая, костюмы дорогие, но серые. Что ж такое, все в нем серое. Глаза прозрачные, невыразительные, волосы запыленного цвета, кожа лица высохшая, мутная как пасмурное небо. Все равно, его рожа, ничем не привлекала, ничем не запоминалась. Наверное и его мысли серые, скучные, неинтересные настолько, насколько его внешний вид. Поэтому и воздух около него становился мглистым, окутывал его и для меня он оставался далеким и чуждым.
Иногда приходил поздно вечером. Сидел на баре, что-то говорил, пытался привлечь внимание, но только действовал на нервы.
– И сегодня дождь… Новости видел?… Вот так им....
Никогда не знал о чем или о ком говорит. Я отвечал редко, а он пил свою водку. Бездомный, несчастный, отчаявшийся.
– До завтра. – вставал и уходил.
Сегодня вел себя как-то по-другому. Долго смотрел на рюмку водки, аккуратно поднимал к губам, выцеживал через губы и медленно, ровными, длинными глотками уничтожал.
– Знаешь, встретил ее. Он была не одна… – как будто его глаза наполнились слезами. Пьяные часто плачут. Опять какой-то адюльтер. К нам подошел молодой мужчина, симпатичный. Мистер Грей попробовал рассказать ему свою историю.
– Встретил ее… не понимаю…
– Пиво – резко сказал молодой мужчина. Взял кружку и сел далеко от бара.
Мистер Грей хотел чтоб, услышали его, но как только кто-нибудь подходил к бару сразу с брезгливостью поворачивался и быстро уходил.
Заказал еще. Погладил барную стойку, как будто хотел подготовить алтарь где сегодня вечером произойдет жертвоприношение. Ждал. Резким движением поднял чашу и выпил до дна. Зрачки увеличились. Страх. Обреченность… Протянул руку и я подал ему еще сто. Слегка наклонил голову. Плечи опустил. Молчал. Потом залпом выпил. Я отошел. Когда вернулся к нему он глядел на меня твердо, веря что произойдет неизбежное. И тогда я заметил его галстук. Скрученный как веревка из конопли.
Большинство людей уже ушли, унося с собой монотонный дребезжащий звук разговоров, запах вспотевших тел и опухшие алкоголем лица. Замолкли телефоны. Мистер Грей сидел как прикованный.
– Ставай, закрываемся.
Трудно поднялся, колыхался как свечка. Подошел к двери, успел выйти из нее. И я вышел на улицу. Сильно надеялся, что ветер унесет с собой то грустное чувство, не отпускавшее меня, но у ветра была иная забота – смести опавшие листья, встряхнуть ветви деревьев так, чтоб их кости начали скрипеть угрожающе.
Мистер Грей стоял, прислонившись к уличному фонарю и тихо говорил. Мимо него проходили люди, но они испуганно, поворачивали голову в другую сторону и торопились уйти подальше. Холодно. Протрезвеет – подумал я… Но пожалел его и подошел к нему.
– Давай, показывай, куда идти.– подхватил его под мышки и пошли.
– Не пойму я этот мир… Чувствую себя заключенным. Заключенным, ожидающим приговора. Заключенный в своей тени. Растолкуй мне почему я превратился в тень, в привидение. Человек ли я от плоти и крови? А может быть я уже мертв? А ты кто? Ты лодочник…Да, ты отвезешь меня в царство мертвых.
Оба, я и он, качались как ветви во все стороны. Я, потому что трудно удерживал его, а он не только от выпитой водки, сколько от груза, которого носил в себе.
– Далеко?
– Недалеко.
Шли по набережной. Река текла – темная, плотная, покорная, молчаливая.
– Течет, но ничего не уносит…не смывает… опять вода идет… не убежишь, никуда не спрячешься…
Кое-как в обнимку доволочились до ближайшей скамейки и рухнули на ней. Заброшенное, полуразрушенное неприветливое местечко. Осиротевшая луна висела и печально бросала полосу света над рекой. Беззвездное небо низко нависло пугающе, словно оловянная громада над нами.
Все тело Грея дрожало. Дышал прерывисто, а его руки нервно тряслись. Увидел ее и успокоился. Недалеко от нас, одной сломанной рукой была поставлена мраморная скульптура женщины. Сидя на коленях, опустив голову, задумчивая и встроенная в себя.
И он осознал, что она ждет его. Он пошел навстречу каменной женщине. Ступал медленно и тяжело, осознанно. Его ноги тонули в липкую грязь, и каждый шаг удавался ему все труднее и труднее. Не поворачивался, продумывал каждый шаг. А может быть вспоминал роковые события своего бытия и приводил в порядок мысли, подбирал слова, готовился к исповеди. Остановился и встал на колени.