Джун не сильно любит людей и совсем не переживает, что благодаря ее работе их количество уменьшается. За всю жизнь ей слегка приглянулись всего трое.
Джун не любит людей не из принципа, ей просто не по душе их слова и поступки.
Она ни с кем не спит, хотя вовсе не возражала бы. Если уж спать, то с кем-нибудь симпатичным. Она проживает в квартире в Челси среди растений и книг по философии и разговаривать ей случается очень редко. Растения посажены в горшки разной величины, а самые крупные любимцы поселены в желобе в гостиной, похожем на траншею. Растительность почти целиком покрывает стены и пол. Не то чтобы Джун без ума от растений, ей просто в массе своей не нравятся украшения, сделанные человеческими руками.
У Джун обширная и читаная-перечитаная библиотека книг по философии. Недавно Джун поняла, что книжная философия ничего не может ей предложить, и весьма опечалилась, потому что любой намек на смысл жизни пришелся бы очень кстати.
Еще одна причина, из-за которой была заброшена философская библиотека: авторы – все как один мужчины. Не без основания Джун решила, что половая принадлежность окрашивает авторский взгляд на жизнь и тем самым обесценивает их труды в ее глазах.
Убивая, Джун не ощущает реальности действия, это не тоже самое, что купить кофе в магазине или выскочить на светофоре из автобуса. Постфактум ей кажется, что она ровным счетом ничего и не делала.
Несмотря на отсутствие записей, она припоминает четырнадцать убийств. Почти всякий раз, когда у нее заканчиваются деньги, посредник находит ей новый заказ. Время от времени он объявляется со срочным заказом. Порой Джун соглашается. Но может и отказаться.
Хомяк удовлетворенно переворачивается в своем домике и возвращается ко сну.
Природа устроила его так, что он способен удобно засыпать в любом положении.
Весь день он только спит и ест.
Хомяк мог бы делать гораздо больше, но зачем?
By закончил медитировать.
Он с улыбкой озирается. Он живет в одной комнате, где нет ничего, кроме футона. Кухню он делит с соседями снизу. В комнате нет часов, потому что By имеет представление о времени в общих чертах, да и не очень-то это важно. Стула тоже нет, потому что он всегда сидит на подушке. Есть только простой деревянный ящичек, где By хранит принадлежности для рисования.
Иногда By рисует. Он пишет дзэн-картины, которые значат что-то для By и не обязательно для окружающих. Он изображает пространство в движении. Некоторые его картины действительно великолепны, они поражают окружающих. By не выставляется, но если кто-то хочет посмотреть на его работы, он не возражает. Бывает, кто-нибудь хочет купить картину, и By с радостью продает ее задешево.
За окном жуткий шум. Я в ужасе, на какую-то секунду мне кажется, что там кто-то запускает ракету, милостивый Иисус, кого же они наняли меня убить, спецназ?
Но это всего лишь дорожный рабочий. Я некоторое время за ним наблюдаю, решаю, что он безобиден, и возвращаюсь к волнениям о том, что же делать, когда позвонит убийца. Вот какого хрена у нее не может случиться инфаркта, ей тогда придется от меня отцепиться, слушайте, не я же это начал!
Может быть, я изменю голос, скажусь, например, доктором из Уэльса или кем-нибудь еще, подниму трубку и объясню, что меня вызвали засвидетельствовать смерть, да, тихо отошел десять минут назад, да, сердце уже не то, не выдержало нагрузок, всему виной лестницы. Долгие годы мы сражались с муниципальными властями за первый этаж. О, еще я могу притвориться человеком из похоронного бюро, да, цветочный магазин доставил несколько дешевых венков, да, в конце концов оказалось, что у него были какие-то друзья, тут ими весь дом кишмя кишит, вон, копаются в его комиксах.
На улице выбивается из сил дорожный рабочий. Он совсем один, даже без помощника из общества «Дорогу молодым». Разместив предупредительные огни, навес от дождя, похожий на палатку, и ограждения, он жутко устал. Сейчас он сражается со строптивой бурильной машиной, рискуя лишиться ноги.
Ему приходится все делать в одиночку, потому что он вовсе не настоящий дорожный рабочий, а самозванец. Последние месяцы этот человек методично воровал все необходимое для обустройства дорожных работ – оттуда фонарик, отсюда спецовку, ежевечерне вышагивая по улицам в поисках оборудования, с которым раскопки будут похожи на настоящие дорожные работы. Заключительный акт – кража бурава – начался со взлома отдела капитального строительства, продолжился перетаскиванием тяжеленных инструментов в муниципальный фургон, который он украл загодя, соединив провода (этой методике он обучился, просматривая американские полицейские телепередачи на предмет преступных подсказок) и закончился хладнокровным отъездом в ночь. Несколько недель ушло на то, чтобы хитро видоизменить фургон: пусть не кажется краденым, но все еще будет похож на муниципальную машину.