— Нет, — сказал второй тан. — Я не оспариваю решение короля; я согласен с ним. Но когда мы уговаривались, оно понималось так: через десять лет упомянутая земля вернется от Леофвина к моему внуку, отца которого тоже убили язычники. В смысле, северяне. Вернется в первоначальном виде! А что сделал этот человек? — Осторожность в голосе сменилась негодованием. — Он ее разорил! Леофвин вырубил лес, нового не насадил, привел в негодность плотины и осушительные канавы, а пахотную землю превратил в заливной луг! Ей будет грош цена, когда выйдет срок!
— Так-таки и грош?
Жалобщик замялся:
— Меньше, чем было, лорд ярл.
Снаружи ударил колокол, возвестивший конец сегодняшних разбирательств. Но это дело следовало рассудить. Случай был сложный, как суд уже понял из нудных и затяжных слушаний, — с долгами и невыплатами, которые скопились за поколения, и стороны сваливали друг на дружку всякую вину. Важных птиц среди участников не было. Похоже, король Эдмунд не слишком ценил их, коль скоро дозволил спокойно жить в своих имениях, а лучших людей вроде Эдрича призвал к служению и послал на смерть. Но все же они являлись знатными англичанами из почтенных семейств, которые жили в Норфолке не одно поколение, и было полезно заручиться их поддержкой. То, что они пришли искать правды у нового ярла, выглядело добрым знаком.
— Слово мое таково, — молвил Шеф. — Земля останется у Леофвина до конца срока десятилетней аренды.
Багровое лицо Леофвина победно просияло.
— Но он будет ежегодно отчитываться в прибыли моему тану в Линне, которого зовут…
— Бальд, — подсказал человек в черном балахоне, стоявший за письменной доской одесную Шефа.
— Которого зовут Бальд. По истечении десятилетнего срока, если доход с имущества покажется Бальду несоразмерным, Леофвин либо заплатит внуку сверху за весь срок аренды, либо выплатит назначенную Бальдом сумму, равную стоимости земли, которую погубил за время своего правления. И выбор будет сделан присутствующим здесь дедом.
Одно лицо посмурнело, другое просветлело. Затем на обоих написалась одинаковая сосредоточенность: начались торопливые подсчеты. «Неплохо, — подумал Шеф. — Никто не пришел в излишний восторг. Значит, они будут уважать мое решение».
Он встал:
— Бил колокол. На сегодня разбирательства окончены.
Послышался протестующий гомон, мужчины и женщины покинули свои места и потянулись вперед.
— Суд продолжится завтра. У всех есть откупные бирки? Покажете их на входе, и ваши дела будут рассмотрены в надлежащем порядке. — Голос Шефа возвысился над шумом. — И помните, что в этом суде нет ни язычников, ни христиан, ни идущих Путем, ни англичан! Отец же Бонифаций, — он указал на писца в черной рясе, — хоть и священник, креста не носит. Здешнее правосудие не зависит от веры. Запомните это и передайте другим. Теперь ступайте. Слушания закончены.
Двери в задней части зала распахнулись. Слуги начали выпроваживать разочарованных просителей на весеннее солнышко. Еще один человек в серой котте с изящно вышитым молотом махнул двум последним участникам, чтобы подошли к отцу Бонифацию и присутствовали при начертании ярлова приговора. Тот будет записан в двух экземплярах и засвидетельствован. Одна копия останется в скриптории ярла, вторую аккуратно разорвут надвое и отдадут тяжущимся на случай нового суда, дабы никто не предъявил подделки.
В дверях возник и возвысился над толпой человек в плаще и кольчуге, но без оружия. Шефу, страдавшему от одиночества в унылом судебном зале, это появление было только в радость.
— Бранд! Вернулся! Ты пришел кстати, у меня есть время поговорить.
Его рука утонула в лапище толщиной с добрый пивной кувшин, и Шеф увидел ответную ослепительную улыбку.
— Не совсем так, лорд ярл. Я уже два часа как пришел. Твоя стража меня не пустила — знай машет алебардами и ни слова не понимает по-норвежски. У меня пропала охота с нею спорить.
— Ха! Они должны были… Впрочем, нет. Я приказал не тревожить суд, разве только начнется война. Они поступили правильно. Но я прошу извинить, что не сделал исключения для тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты побывал в суде и сказал все, что об этом думаешь.
— Я слушал. — Бранд указал пальцем через плечо. — Начальник твоей стражи состоял при катапульте, он узнал меня, хотя я его и в глаза не видел. Он принес мне эля — превосходного, после плавания-то, смыть морскую соль, — и предложил послушать у двери.