Там не было ни души. Шеф заставил Годиву повернуться к себе лицом, взял за руки и заглянул в глаза.
– Мы потеряли все, – произнес он. – Надеюсь, когда-нибудь у нас появится настоящий дом, и мы будем жить, никого не боясь. Вот почему я пришел за тобой к викингам. Днем идти опасно. Давай-ка хорошенько выспимся до вечера.
Под крышей из грубой дранки лесники соорудили желоб из древесной коры. Он вел к большому треснувшему кувшину, который до краев наполнился дождевой водой: еще одно доказательство того, что сюда не заглядывали неделями. На хворост было навалено старое тряпье. Закоченевшие беглецы легли вплотную друг к другу, укутались и мгновенно провалились в сон.
Шеф проснулся, когда сквозь ветви просочилось солнце. Он встал, стараясь не потревожить девушку, и слез с ложа. Под хворостом нашел кремень и огниво. Рискнуть и развести костер? Лучше не надо. Они отогрелись, и у них есть вода, но нет пищи. Не стоило бежать из лагеря с пустыми руками. Только сейчас Шеф задумался о будущем. Когда на тебе одни штаны, любые пожитки кажутся драгоценными.
Шеф сомневался, что их с Годивой побеспокоят. Если это и случится, то не сегодня. Они все еще в пределах досягаемости викингов – тех самых патрулей, которые он видел по пути в лагерь, – но викингам сейчас не до беглецов. Пираты собрались в лагере, считают потери и решают, что делать дальше. Возможно, передерутся из-за начальственных постов. Выжил ли Сигурд Змеиный Глаз? Если да, то даже ему будет трудно восстановить власть над потрепанным войском.
А что же англичане? Шеф знал: когда они с Годивой выбрались из реки и углубились в лес, вокруг находились и другие люди, дезертиры из армии короля Эдмунда – те, что сбежали сразу или решили отступить до перелома в сражении. Все они спешно растеклись по домам. Шеф сомневался, что теперь в радиусе пяти миль от лагеря викингов есть его соотечественники. Они наверняка смекнули, что атака их повелителя захлебнулась и тот погиб.
Шеф надеялся, что Эдмунд мертв, поскольку помнил россказни своего проводника о том, как поступал с побежденными королями Ивар.
Он расслабленно лежал на одеяле, грелся на солнце. На бедре подрагивала мышца. Шеф ждал, пока перестанет, и рассматривал пузыри на руках.
– Давай проколю.
Годива в рубахе опустилась на колени, держа длинный шип. Шеф кивнул.
Когда девушка занялась его левой кистью и по руке покатились слезы, он сжал ее теплое плечо.
– Скажи, – произнес он, – зачем ты встала между мной и Иваром? Что у вас было?
Она не сводила глаз с его пузырей.
– Меня подарили ему на пиру, при всех. На мне… не было ничего, кроме этого. Некоторые из них творят со своими женщинами ужасные вещи – Убби, например. Говорят, он берет женщину перед строем и если остается недоволен, то пускает по кругу. Ты же знаешь, что я была девственницей, – я и сейчас такая. Мне стало очень страшно.
– Ты все еще девственница?
Она кивнула:
– Ивар тогда ничего не сказал, но вечером меня привели к нему в палатку и он поговорил со мной. Он объяснил… что не похож на других мужчин. Нет, он не мерин. У него есть дети, если верить его словам. Но он сказал, что другие мужчины испытывают желание при одном виде женской плоти, а ему нужно… что-то еще.
– И что же? – резко спросил Шеф, припомнив намеки Хунда.
– Не знаю, – замотала головой Годива. – Я не понимаю. Но он говорит, что мужчины поднимут его на смех, если проведают, в чем дело. В юности его прозвали Бескостным за то, что он не мог делать так же, как все. Но он убил много людей за насмешки и обнаружил, что ему это нравится. Теперь все весельчаки мертвы, и только самые приближенные воины догадываются, что́ с ним не так. Будь это известно всем, Сигвард не посмел бы подарить меня прилюдно. Ивар говорит, что теперь его зовут Бескостным, потому что боятся. Сказывают, будто ночами он становится не волком и не медведем, как другие оборотни, а драконом, огромным змеем, который выползает на охоту. Многие в это верят.
– А ты веришь? – осведомился Шеф. – Помнишь, что он сделал с твоим отцом? Это твой отец, не мой, но даже мне жаль его. И хотя Ивар не собственными руками изувечил Вульфгара, приказ отдал он. Вот чем он занимается. Да, он пощадил тебя, не стал насиловать, но кто знает, что у него на уме? Ты говоришь, у Ивара есть дети. А кто-нибудь видел матерей?
Годива перевернула кисть Шефа, чтобы проколоть пузыри на ладони.
– Не знаю. С мужчинами он крут, но это потому, что боится. Они более мужественны, чем он. Но как выказывают эту мужественность? Истязают слабых, наслаждаются их мучениями. Может быть, Бог послал Ивара в наказание за мужские грехи?
– Хочешь, чтобы я оставил тебя у него? – посуровел Шеф.