Так говорил Элла, его господин. А за спиной Эллы припал к пергаменту Эркенберт - эдакая черная ворона, - и под скрип его пера выступили черные таинственные строки, страшившие теперь Годвина больше, чем сами викинги: «Два месяца службы на мысу Фламборо поручено тану Годвину, - гласили они. - Он будет нести дозор до третьего воскресенья, следующего от Ramis Palmarum». Чужеземные слова скрепили полученный приказ.
Неси дозор, велено было ему. И он повиновался. Но это еще не значит, будто он должен при этом цепенеть, как бесстрастная девственница. Ветер подхватил зычный окрик Годвина, жаждавшего горячего эля с пряностями, который за полчаса до того он приказал приготовить рабам. Немедленно появился один из них, с кожаным сосудом в руке, и бегом направился к хозяину. Тот же, пока раб спешил к частоколу, а затем забирался по лестнице на сторожевую вышку, поглядывал на него с глубокой неприязнью. Презренный глупец. Годвин держит его при себе только из-за его зорких глаз, других причин и быть не могло. Мерла, так его зовут, когда-то был рыбаком. Выдалась трудная зима, улова почти не было, он опоздал с уплатой оброка своим господам, бенедиктинцам из монастыря в Беверли, в двадцати милях отсюда. Сначала, чтобы рассчитаться с оброком и прокормить жену и детей, он продал лодку. А потом, когда денег у него не осталось и кормить их он больше не мог, ему пришлось продать семью человеку побогаче, а в конце концов и самого себя бывшим хозяевам. Они и одолжили его Годвину. Презренный глупец. Если бы в нем была хоть капля достоинства, он бы первым делом продал самого себя и отдал деньги родичам жены, чтобы те, по крайней мере, забрали ее себе. А имей он побольше ума, он бы сначала должен был продать жену и детей, но оставить лодку. Тогда, возможно, он когда-нибудь сумел бы их выкупить. Но ни достоинства, ни ума у этого человека не было.
Подставив спину ветру и морю, Годвин с жадностью приложился к кубку. Уже и то хорошо, что этот раб не отпивал из него сам. Обучила, видать, добрая порка, а может, и что другое…
А куда теперь уставился этот слизняк? Пытается что-то разглядеть за плечом хозяина, рот разинул и тычет пальцем в море.
- Корабли, - завизжал он. - Корабли викингов, в двух милях от берега. Я опять их вижу. Смотри, хозяин, смотри!
Одним движением Годвин развернулся на месте, обрушил проклятия на расплескавшийся по рукаву горячий напиток и, устремив взгляд в указанном направлении, увидел перед собой лишь тучи да струи дождя. Или есть там какая-то точка, там, где облака смыкаются с гребнями волн? Ничего там нет. Или… все же?… Уверенности у него не было, да к тому же в этом самом месте волны, пожалуй, набирают в высоту футов двадцать, а этого достаточно, чтобы укрыть от взгляда любое судно, которое пытается выйти из шторма с помощью одних весел.
- Вижу, вижу их, - снова завопил Мерла. - Два корабля, в кабельтове друг от друга!
- Ладьи?
- Нет, хозяин, кнорры.
Годвин отшвырнул кубок за плечо, железной хваткой стиснул тощее запястье раба и свирепо, наотмашь отхлестал его по лицу - сначала внешней, а потом внутренней стороной промокшей кожаной рукавицы. Мерла охнул и съежился, но не отважился заслониться от ударов.
- Говори по-английски, вшивый выродок. И говори толково.
- Кнорр, хозяин. Это купеческое судно. С глубокой слабиной паруса, для перевозки грузов. - Он смутился, боясь далее выказывать свою осведомленность, боясь не поделиться ею. - У него нос особой формы… Так я его и узнал. Это точно викинги, хозяин. Мы на таких не ходим.
И вновь Годвин вперил взгляд в море. Злоба стихала, уступая место ледяному, жуткому, идущему изнутри чувству. Сомнения. И ужаса.
- Теперь слушай меня, Мерла, - прошептал он. - Подумай хорошенько. Если это викинги, я должен буду поднять людей из береговой стражи, всех до последнего, отсюда и до самого Бридлингтона. Правда, все они - голытьба, керлы, так что невелика беда, если им придется отлипнуть от своего вонючего бабья… Но я должен буду сделать еще кое-что. Как только поднимется стража, я пошлю верховых к беверлийским монахам, в монастырь Святого Иоанна - к бывшим твоим хозяевам, припоминаешь?
Он замолчал, следя за тем, как наполняются страхом и незабытой болью глаза Мерлы.
- А они поднимут конных рекрутов, танов Эллы. Здесь их держать негоже - пираты могут для отвода глаз сначала высадиться у Фламборо, а потом объявятся в двадцати милях где-нибудь за мысом Сперн, пока те здесь будут лошадей из болота вытаскивать… Вот потому они ждут вдали от берега, чтобы в случае тревоги выступить в нужном направлении. Но если я их все же подниму и они будут скакать сюда под дождем и ветром благодаря оплошности одного дурня, а уж особенно если в это самое время за их спинами какой-ни-будь викинг прокрадется через Гембер… Что ж, тогда горе мне, Мерла. - В голосе его зазвенел металл. Он оторвал от земли высохшего от недоедания раба. - Но, беру в свидетели всемогущего Бога, я прослежу за тем, чтобы ты жалел об этом до последнего дня твоей жизни. А выпорют тебя так, что наступит он очень скоро… Но слушай дальше, Мерла. Если же это и впрямь корабли викингов, а по твоей вине я не извещу их… Я отдам тебя обратно бенедиктинцам и скажу, что ты мне не нужен… Итак, что же ты скажешь? Викинги это или нет?