- Тебе придется разместиться во флотской казарме. - Друнгарий указал на выбеленное ветрами и дождями деревянное строение. - Надеюсь, ты не будешь в претензии. Я и сам там всегда ночую.
- Это мне вполне подходит, - заверил его Маниакис. - По сравнению с лачугами, где мне приходилось ночевать во время военных кампаний, твоя казарма выглядит не хуже императорского дворца. - Он обернулся и посмотрел на пристань, где был пришвартован "Возрождающий". - Хотя досточтимый Трифиллий с высокочтимым Курикием воспринимают окружающее несколько иначе. А на других моих кораблях находятся еще человек десять столичных ноблей.
- Ну, если они действительно хотят избавиться от Генесия, им придется немного потерпеть, - заметил Эринакий. - Таковы превратности судьбы. А ежели им так сильно не по нутру жесткие постели и соленая рыба, пусть проваливают в ледяную преисподнюю к Скотосу.
Маниакис не выразился бы так прямо, но в целом его мысли совпадали с грубоватой оценкой друнгария. Хотя некоторые вельможи, попав в казарму, постарались мужественно перенести непривычные для них неудобства, большинство предпочли ворчать и жаловаться.
Немного понаблюдав за этой картиной, Эринакий презрительно сплюнул:
- Сборище сосунков, которых только что отняли от груди. Тычутся повсюду и хнычут. Требуют, чтобы мамка снова сунула им титьку.
- Пусть их, - отмахнулся Маниакис, заслужив неодобрительный взгляд друнгария.
Столичные нобли его не особенно раздражали. Пускай себе скулят и стенают по поводу отведенных им помещений; зато они наконец-то начали действовать именно так, как он рассчитывал. Он с удовлетворением наблюдал, как вельможи слоняются по казарме, подсаживаются с кружками терпкого вина то к одному капитану Эринакия, то к другому, ведут с ними разговоры. Чья-то женитьба, родство или кумовство, шапочное знакомство, денежный интерес... Казалось, они знают почти каждого старшего флотского офицера. И чем больше они разговорят моряков, тем крепче сплетут узы, которыми Маниакис надеялся привязать к себе флот Ключа.
- Завтра Генесию станет известно, что ты находишься здесь, а я перешел на твою сторону, - сказал Эринакий. - Вряд ли он обрадуется таким новостям.
- Значит, надо выступить в поход на столицу именно завтра, - ответил Маниакис. - Чем быстрее мы будем двигаться, тем меньше шансов, что он успеет сообразить, где именно мы находимся и что собираемся делать.
Эринакий приветственным жестом поднял свой кубок.
- Ты говоришь как опытный военачальник, величайший! - Он отпил из кубка, изучающе глядя на Маниакиса. - Чем больше я тебя слушаю, величайший, тем больше мне нравится то, что я слышу. Видессии не видать процветания - да что там. Боже правый! - Видессии просто не выжить при нынешних обстоятельствах, если алые сапоги вдруг окажутся на ногах лежебоки!
- Если я не буду все время двигаться, то весьма вероятно, что выжить не удастся именно мне, - заметил Маниакис. - Как я тебе говорил, Генесий уже пытался устранить меня при помощи колдовства. Именно поэтому я спрашивал, есть ли в твоем распоряжении маг, готовый тебя охранять.
- А я уже ответил тебя, что не желаю иметь никаких дел с колдунами. Если уж черная магия не смогла покончить со мной за все минувшие годы, то не думаю, чтобы такое случилось именно сейчас.
Логика друнгария ускользнула от Маниакиса, но он придержал язык. В конце концов, если Эринакию угодно пользоваться показной храбростью вместо мозгов, это его личное дело. К тому же Генесий скорее нападет на своего главного соперника, Маниакиса, чем на его подчиненного, какой бы высокий пост тот ни занимал.
- Я собираюсь послать судно в Сикеоту, - сказал Маниакис, меняя тему. - Ты не возражаешь? Хочу убедиться, что все мои корабли и люди добрались туда благополучно. Кроме того, надо проследить, чтобы флотилии из обеих гаваней отплыли на Видесс в один день.
- Да, это было бы неплохо, верно? - Эринакий издал свой волчий смешок и нелепо взмахнул рукой, вероятно, передразнивая изысканные жесты столичных вельмож. - Действуй, величайший! На твоем месте я бы тоже проверил все, что только можно.
Маниакис вызвал одного из своих офицеров и отдал необходимые распоряжения. Капитан отсалютовал ему, прижав сжатый кулак к сердцу, и отправился выполнять приказ. Маниакис не сомневался: вернувшись, парень доложит, что в гавани Сикеоты полный порядок. Он и вопрос-то задал только для того, чтобы посмотреть на реакцию друнгария. Если бы Эринакий стал отговаривать его от проверки гавани, где его корабли находились в меньшинстве... Тогда у него действительно появился бы повод для беспокойства. Но поскольку друнгарий не стал возражать, шансы, что он все-таки предпримет какие-либо враждебные действия в другом порту, сводились к нулю.
- Остается надеяться, что у Регория тоже все в порядке, - пробормотал Маниакис, обращаясь скорее к самому себе. Но Эринакий расслышал его слова.
- Ты говоришь о своем двоюродном брате, который командует конницей, величайший? - переспросил он. - Я тоже надеюсь, что у него все в полном порядке. Чем больше Генесию придется распылять своих людей, свои страхи и свою ненависть, тем меньше у него будет возможностей в решающий момент сконцентрироваться на чем-то одном.
- Я думаю точно так же, - сказал Маниакис, и сказал правду.
Но не всю правду. Вся правда заключалась в том, что в лице Регория он имел единомышленника, которому мог безоговорочно доверять. А с новыми военачальниками, да и со столичными сановниками тоже, приходилось держать ухо востро, постоянно оглядываться через плечо, чтобы однажды в руке, дружески похлопывающей его по плечу, не оказался зажат кинжал.
- Я припоминаю, что у тебя есть и родные братья, - сказал Эринакий. - Так ли это?
- Да. Двое. Татуллий и Парсманий, оба младше меня. Они служили офицерами в небольших чинах в западных провинциях. Я молю Господа нашего, благого и премудрого, чтобы они были живы-здоровы. Уже долгое время мы в Каставале не имели о них никаких известий. Если учесть, что именно в тех краях Сабрац сейчас опустошает наши земли, с ними могло случиться что угодно.
- Твоя правда. Притом ты не упомянул о бесконечных мелких мятежах, непрерывно полыхающих в западных провинциях. Но наверно, и до твоих братьев еще не дошла весть о том, что ты поднял восстание?
- Думаю, нет, - ответил Маниакис. - Если только Генесий сам не послал за ними, чтобы иметь возможность отомстить мне. Но не думаю, что у него это получится. При том хаосе, который ныне царит в западных провинциях, вряд ли. Как я слыхал, сейчас видессийская армия в тех краях отчаянно бьется за себя, за то, чтобы просто выжить, не более. Местным военачальникам не до каких-то там приказов из столицы.
- То, что ты слыхал, истинная правда, величайший! - Эринакий даже глаза закатил, чтобы показать, насколько истинна эта правда. - Кроме того, тамошние воеводы в ссоре, они не могут нормально взаимодействовать друг с другом, а потому все хуже и хуже противостоят макуранцам.
- Видессийцы погрязли в междуусобицах, - поделился своими наблюдениями Маниакис.
Вряд ли он мог сделать другое столь же очевидное умозаключение, кроме как сообщить всем присутствующим, что воздух необходим для дыхания. Тем не менее несколько капитанов, а также три-четыре столичных сановника косо взглянули на него. Маниакису потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что он публично напомнил им о васпураканской крови, текущей в его жилах, а ведь многие из присутствующих самым честнейшим образом старались об этом забыть. Чтобы поддерживать его с чистой совестью.
- Ты уверен, что будешь в безопасности, ночуя в казарме, величайший? прервал затянувшееся молчание Эринакий.
Что ж, это действительно могло быть заботой о его безопасности; но могло быть и насмешкой. Чуть ли не всякая фраза, изрекаемая друнгарием, была пропитана уксусом.
Маниакис предпочел воспринять сказанное как заботу: