Он напомнил мне лекаря, с излишне кровожадным удовольствием описывающего мучительное лечение. Сейчас он, безусловно, не походил на того великолепного аристократа, с которым я познакомился в доме Даффа. Мне следовало бы поинтересоваться рекомендациями.
— Даже в вялом состоянии он больше, чем то перышко, которым вы, жалкий извращенец, пытались пощекотать лоно своей сестры.
— Да вы отменный наглец! — залившись лающим смехом, воскликнул он.
— Сведения, полученные под пытками, не принесут вам никакой пользы.
— Тогда мы начнем с обезображивания вашей личности.
Он кивнул одному из индейцев, и тот так сильно дернул меня за ошейник, что моя голова резко откинулась назад. Я едва мог дышать. Другой приблизился ко мне с острой как бритва раковиной мидии.
— Мне нравится, что перед тем, как выдавить глаз, здесь сначала рассекают его, причиняя тем самым ужасные мучения. Ваша отвага не раз подвергнется этому жуткому испытанию, поскольку, как только глазная рана распухнет, ослепив вас, новый разрез выпустит гной — и все повторится сызнова. Я наблюдал, как они измывались подобным образом над одним пленным священником до тех пор, пока его глазницы не превратились в размытую черно-красную паутину сделанных острым краем раковины разрезов. Разумеется, тому священнику не в чем было признаваться, и он окончательно рехнулся уже на третий день пыток. Но мы получили изумительное развлечение.
— Я уже говорил Авроре, что нас отправили на поиски шерстистых слонов! — выкрикнул я, видя, как край раковины маячит перед моим носом.
Безумно вращая глазами, я вдруг мельком заметил, что Намида высматривает что-то на берегу. Судорожно дернувшись, я едва сам не напоролся на острие.
— Я готов поверить, что такое задание вы получили от Джефферсона. Но разве Бонапарт просил вас о том же? Нет, поэтому сейчас вы станете похожи на норвежского циклопа. Приступай.
— Погодите! — в подлинном ужасе заорал я.
Я понимаю, что мне полагалось быть стойким, как римлянину, перед лицом страшной пытки, но ради чего? Мы ведь гонялись за мифом, за сказочным оружием, и если я мог хоть на минуту отсрочить пытку… Две сотни индейцев собрались вокруг двух связанных пленников, и у нас не будет ни малейшего шанса выжить, если я не использую эту последнюю попытку.
— Мы ищем молот Тора!
— Что? — Сесил остановил жестом руку дикаря с раковиной, занесенной над моим глазом, потом снял рапиру с плеча и ткнул ее кончиком мне в шею. — Молот?
Он выглядел озадаченным.
— Молот древних скандинавских богов! Именно ради него притащился сюда Магнус! Он считает, что викинги, или тамплиеры, или какие-то другие безрассудные смельчаки прибыли сюда до Колумба и спрятали магический молот, способный дать власть над миром! Меня такая власть не волнует, мне хотелось лишь выгодно сбагрить его с рук.
— Итан! — воскликнул Магнус, всем своим видом изображая отчаяние и отвращение.
— Он таскает в чехле одну древнюю карту. По-моему, он безумен, но я отправился с ним, поскольку соблазнил сестру Наполеона и меня вынудили покинуть Францию!
Сесил прищурился, и его взгляд, словно в оцепенении, надолго застыл на моей физиономии. За ним, между вигвамами и лонгхаусами,[33] я разглядел почерневшие от огня столбы и кучи свежего топлива для костра. Мне вспомнились огненные ужасы битвы на Ниле, пожар в Тюильри, начавшийся в лаборатории графа Силано, и запах его поджаривающейся плоти. Огонь вызывал у меня смертельный страх.
— Он лжет! — крикнул Бладхаммер. — Начинайте ваши пытки! И вы сами все поймете!
— Он плохой лжец. — В поле моего зрения появилась Аврора, лениво направившая на меня дуло моей же винтовки. — Его вранье неправдоподобно, оно лишено маломальской убедительности. И слишком глупо, чтобы оказаться правдой.
Сесил переводил удивленный взгляд с меня на Магнуса и обратно, словно мы являлись представителями нового биологического вида. Потом он разразился смехом.