С душераздирающим воплем настоящей банши[41] она торжествующе надавила на обломок клинка, пронзив им девичью грудь.
На мою долю выпало немало ужасных потерь, но Аврора оказалась права: эта утрата обожгла мне душу. Глаза Намиды округлились, точно у испуганной лани, холодная сталь проникла в ее сердце, а хлынувшая кровь заструилась по рукам Авроры, делая ее похожей на чудовищную леди Макбет. После этого удара пронзительный крик Намиды резко оборвался, ее рот открылся, на лице застыла удивленная маска, кровь сбегала на землю по ее одеянию из оленьей кожи, глаза закатились, и взгляд застыл.
Мне вспомнились ее первые слова: «Спаси меня».
Мое сердце разрывалось от горя.
— Ты чудовище! — заорал я.
Схватив копье, я пополз к этой ведьме, на время околдовавшей меня, к этой порочной мегере, по вине которой я потерял всех друзей. Магнус оказался прав, душевные терзания бывают страшнее смерти, и сейчас я страстно хотел убить Аврору либо быть убитым ею.
— Ну что, теперь осталось прикончить меня! Давай сразу сведем все счеты!
Она вскочила на ноги, отбросив в сторону тело умершей Намиды, как мешок картошки, и ее губы искривила дьявольская ухмылка.
— Что ты успел прочесть?
— Что?
Совершенно не ожидая такого вопроса, я на мгновение застыл, перестав ползти к ней, за мной алой змейкой тянулся извилистый кровавый ручеек. Пульсирующая рана прошивала ногу стреляющей болью.
— Много ли ты успел понять?
Тут я осознал, что она говорит о золотом диске и его содержимом. Как она догадалась, что он мог быть в погребениях тамплиеров, или она давно знала о тайном тексте?
— Ты… знала?
— Что там было написано, Итан? — опять спросила она, покачивая обломанной рапирой, с которой капала кровь моей любовницы. — Что ты узнал, прочтя золотой диск?
— Неужели ты рассчитываешь, что я расскажу тебе?
Она расхохоталась безумным смехом, отпихнув ногой обрывки листа, разрушенного ее упавшей лошадью.
— Тебе придется. Ты расскажешь мне все, потому что я буду неотступно преследовать тебя.
И с новой лукавой усмешкой, приглушив сверкающую в глазах ненависть, смешанную с какой-то потаенной, непостижимой для меня страстью, она взмахнула на прощание обломком рапиры и, развернувшись, начала медленно удаляться.
— Подожди! Вернись, черт побери! Давай покончим с этим делом!
— Ах, Итан, — опять рассмеявшись, сказала она, — наши дела только начинаются. Едва мы увидели вашу карту, как сразу исполнились смысла наши древние тексты. Те самые, что мы обсуждали на тайных собраниях ложи египетского обряда.
— Аврора!
Пристроив на плечо клинок рапиры, она вертела ее рукоятку, словно поигрывала зонтиком.
Я метнул ей вслед копье. Оно воткнулось в землю точно на полпути между нами, и она могла бы вернуться и пронзить меня до того, как я вновь доползу до него. Она могла бы пытать меня, как раненого быка, нанося рану за раной, истощив до предела все мои силы, чтобы я испустил последний вздох на этой взорванной земле, обильно полив ее своей кровью.
Но у нее были другие планы. Больше она не произнесла ни слова, даже не оглянулась. Покачивая бедрами, она продолжала удаляться от рухнувшего дерева и его кратера так спокойно, словно приняла наконец какое-то удовлетворившее ее решение. Меня бы даже не удивило, если бы она начала весело насвистывать.
Она хотела оставить меня в живых.
Ей хотелось выяснить, что я прочитал.
А когда я дополз до винтовки и зарядил ее, Аврора Соме сет уже скрылась в рощице.
Глава 44
Последующие несколько часов я помню смутно. Я пребывал в полнейшем шоке от горя, потери крови, усугубившейся электрическим разрядом, оспой, опустошившей индейскую деревню, и не мог поверить, что мы все-таки нашли древний молот Тора. Что я расскажу, если вернусь в цивилизованный мир? Что видел латинскую тайнопись, уничтоженную копытами умирающей лошади. О чем там говорилось? Я не имел ни малейшего понятия. Почему Аврора решила, что я мог что-то узнать? Об этом я имел еще меньшее представление. Куда она теперь направилась? Словно призрачное видение, леди Сомерсет растворилась в роще…
Я был совершенно один. Вокруг не осталось ни души, ни индейцев, ни бизонов, даже последние завитки дыма уже исчезли, погашенные разразившимся ливнем.
Перевязав как можно лучше раненую ногу, я глотнул грязной воды из глубокой лужи. Дождь все еще не прекратился.
Используя топор Магнуса в качестве своеобразной мотыги, я начал рыть три ямы, чтобы похоронить Пьера, Лягушечку и Намиду. Копая землю, я отметил, что земледельцы порадовались бы такой хорошей почве. Отличная земля для мелких фермеров, о которых говорил Джефферсон. И вполне подходящее место для жизни простых смертных.