Через десять дней после высадки с судна случилось страшное землетрясение, с беспрецедентной яростью сотрясшее весь арктический регион. Эпицентр, по данным сейсмографов, находился немного южнее полюса. Доставившая путешественников шхуна чудом избежала гибели, смогла-таки увернуться от движущихся льдов и, как и было оговорено в контракте, продолжила ждать партию – хотя надежда таяла буквально на глазах. За первой катастрофой последовали целых две недели толчков послабее, распространявшихся, что интересно, на юг. Потом объявились Лэндон и один из эскимосов. Этот последний умер на следующий день. Лэндон и сам был в очень тяжелом состоянии, но его удалось вернуть к жизни. Он рассказал команде корабля, что основной удар действительно случился ровно там, где стояла экспедиция, и что Тревис, Скил и второй эскимос в результате лишились жизни. Путь на юг восстановил его силы, и, фантастическим образом избегнув столкновения с расплодившимися в этих морях айсбергами, ледокол прибыл в Галифакс. Пока Лэндон был там, случилось еще одно жуткое землетрясение, уничтожившее половину города. Самому ему удалось уцелеть. За последующие два года о Лэндоне благополучно забыли, но сама полярная катастрофа частенько всплывала то там, то сям, потому что с тех самых пор землю принялись терзать сильнейшие толчки и тектонические сдвиги. Они бессистемно перескакивали с одной локации на другую: с Ньюфаундленда в Норвегию, из России в Египет, из Италии, в Англию. Ученые пришли к выводу, что причиной их являются серийные подвижки в структуре планеты, нарушенной великим полярным толчком, в котором необъяснимым образом удалось выжить Лэндону.
О нем самом я не слышал вообще ничего с тех самых пор, как он покинул Галифакс. И вот теперь он сидел напротив, а я недоуменно глазел на то, до какой степени он изменился. Не иначе как все было крупными буквами написано у меня на лице…
– Думаешь, что я изменился, Моррис? – спросил Лэндон, бросив на меня мимолетный взгляд. – Да не спорь, я знаю, что изменился. Я знаю, что отпечаталось на мне…
– Тревис и Скил… – неуклюже начал я.
– Тревис и Скил мертвы, – мрачно оборвал меня он. – И им крупно повезло. Не их гибель изменила меня, хотя они были самыми лучшими друзьями, о каких только может мечтать человек. Дело все в том, как они погибли…
– Трое нас вышли в путь, – продолжал он, глядя сквозь меня. – И третий все еще жив. Интересно, надолго ли?
– Лэндон, ты слишком на этом зациклился, – попробовал вмешаться я. – Я могу себе представить, каким страшным опытом для тебя стало это полярное землетрясение, но…
– Нет, не можешь! – взорвался он. – Никто не может! Моррис, ты только что видел меня в полной панике, когда город затрясло. Скажи, ты удивился?
– Если честно, да, – медленно проговорил я. – Но я понимаю, до чего тебя довело то, первое землетрясение – и все остальные, которые случились с тобою с тех пор.
– То, что они случились со мной, была совсем не случайность. – Внезапно он наклонился вперед и схватил меня за руку. – Моррис, ты можешь себе вообразить такую вещь, как землетрясения, следующие за человеком по всей земле, куда бы он ни отправился, преследующие его, ищущие? Корежащие землю, переворачивающие города и убивающие десятки тысяч людей, чтобы только добраться до одного этого беглеца? Землетрясения, гоняющиеся за одним-единственным человеком с убийственными намерениями?
– Землетрясения, гоняющиеся за человеком? – переспросил я. – Какая дикая идея! Не думаешь же ты на том только основании, что волею случая оказался за последние два года во всех этих местах…
– Я не думаю, – отрезал он. – Я знаю. Я совершенно уверен в том, что землетрясения преследуют меня по всей земле эти два года намеренно и целенаправленно. Даже сегодня, через два часа после того, как я приземлился в городе, они наглядно доказали, что все еще висят у меня на хвосте!
– Лэндон, ну не можешь же ты в самом деле верить в такую чушь! – запротестовал я. – Возьми себя в руки, парень, давай рассуждать логично. Землетрясение – это просто перемещение земных масс. Как такое явление может намеренно следовать за тобой?
– Я-то знаю, как. – Взгляд у него сделался странный. – Тревис и Скил тоже знали – пока не умерли. А я знаю и все еще жив – до поры до времени. Я тебе расскажу, Моррис. Заранее не сомневаюсь, что ты мне не поверишь – просто не сможешь, как не поверил бы я сам два года назад. Но ты не верь и просто запомни: мы, люди, многого на свете не знаем, и меньше всего – ту землю, по которой ходим.
Прошло уже два года с тех пор, как мы, Тревис, Скил и я, взяли курс на север. Мы вышли из Сент-Джона на крепкой канадской посудине, специально построенной для работы в условиях Арктики, и с канадской же командой. Корабль должен был доставить нас на самую северную оконечность Грантовой Земли, дальше мы шли сами. Целью нашей экспедиции была крупная ледяная вершина на скальном основании, расположенная милях в трехстах от полюса в нашу сторону. Мы о ней узнали сразу из нескольких источников: она стала камнем преткновения у двух воздушных партий, пролетавших над полюсом. Первая утверждала, что видела большую гору: сквозь прорехи в сплошном ледяном панцире они заметили скальное основание; вторая – что никакой горы в указанной точке нет и отродясь не было. Вот за этим-то мы трое и шли на север – посмотреть, есть там гора или нет.
Если ты хоть что-нибудь знаешь о геологии, то должен понимать, что может означать для науки такая гора, торчащая посреди снежной пустыни на самой макушке мира. Ее наличие безошибочно доказало бы, что подо всеми этими льдами лежит великий полярный континент, и, возможно, сумело бы пролить свет на целый ряд загадок, до сих пор ставящих эту благородную науку в тупик. Можешь себе представить, как нас троих воодушевляла даже самая возможность обнаружить такую гору!
Северный полюс, как тебе превосходно известно, – это, подобно южному, не точка, а целый регион. Наша Земля у полюсов сплющена, и вот эта плоскость вокруг Северного полюса и есть вершина, или, если угодно, центр мира. Там, в этой бескрайней ледяной пустыне, предположительно возвышалась гора, и мы были твердо намерены найти ее.
Наша груженная всем необходимым шхуна вышла из Сент-Джона и два месяца пробиралась по ледяным фьордам к северному концу Земли Гранта. Мы с Тревисом и Скилом подготовили снаряжение и взяли в Северном Девоне пару эскимосов, которые должны были проделать финальный этап пути вместе с нами, – дюжих, выносливых парней по имени Носкат и Шан. На борту вместе с нами находились сани и две собачьих упряжки; мы были готовы двинуться на север, как только море достаточно замерзнет.
Вскоре оно замерзло, и мы пошли. Мы несли войлочные палатки, специальное химическое топливо малого объема и массы, съестные припасы, инструменты и по автоматическому пистолету на брата. Тревис, Скил и Носкат ехали на первых санях, мы с Шаном – на вторых. Десять дней мы двигались на север через бесконечную снежную равнину, делая миль по тридцать в день. Десять дней, триста миль – кажется, не так уж много, да? Ты только учитывай, что это был, так сказать, ад в разрезе. Представь себе мир, в котором все, вообще все, обратилось в сверкающий лед, который простирается во все стороны до самого горизонта, – ничего, кроме светоносной белизны, от которой ломит глаза. Мир, в котором чертов полярный день не кончается никогда – и тебя от него уже мутит. Мир, в котором полярный холод сжимает тебя, как в кулаке, пробираясь через онемелую плоть до самых костей. Представил?
Вот через такой мир мы и шли. Десять дней – каждый казался неделей. Мы просыпались, заталкивали в себя полутеплую еду, распрямляли задубевшие члены, складывали палатки и запрягали собак. И снова шли на север, через гребни и всхолмья снежной пустыни, как пигмеи, затерявшиеся на бескрайней снежной равнине. Все десять дней – пока на десятый не увидели на горизонте гору.
Мы поначалу даже глазам своим не поверили. Мы уже насколько механически тащились вперед, что в этом непрестанном сражении с окружающим миром позабыли о том, куда и зачем идем. И вот когда взгляд наш уперся в эту вершину, вонзающуюся в стального цвета небо далеко впереди, закованную в лед, с темными прорехами по бокам, нас прямо-таки прорвало – мы кричали и кричали, и не могли остановиться.