— Прекрасно, — сказал я.
— С клоппенбургских виноградников, — пояснил Ноэль.
— Вот это да, — удивился я снова, поскольку даже понятия не имел, что возле Клоппенбурга есть виноградники.
— Здесь удалось вывести сорт, несколько более устойчивый к холоду и не требующий столь интенсивного освещения солнцем, — сказал Витус. — Может не такое вкусное это вино, как альхамра, но зато — он поднял палец — намного дешевле. Но, дорогой Мордимер, хоть о радостях стола мы, несомненно, могли бы дискутировать целыми днями, но не это тебя сюда привело. Ты не против сообщить нам цель своей миссии?
— Гевихт, — ответил я, глядя ему прямо в лицо, а у него на нём ни одного мускула не дрогнуло.
— Гевихт? — повторил он, будто первый раз услышал это название. — А что такого есть в Гевихте?
— Думал, именно вы мне расскажете, — заявил я. Витус посмотрел на своих сотрудников, будто требовал от них ответа на какой-то исключительно бессмысленный вопрос. Ноэль лишь слегка пожал плечами, но Эрик хлопнул в ладоши.
— Мордимер имеет в виду ребёнка, — воскликнул он. — Того, с якобы стигматами, которого пробощ показывал как местное чудо…
— Ах, да, — улыбнулся Витус, а мне представился случай увидеть насколько искренняя и обезоруживающая его улыбка. — Дело давно закрыто, дорогой Мордимер, и честно говоря, ты напрасно беспокоился. Но конечно, мы всё просмотрим ещё раз, если таково твоё желание.
— Его Преосвященство будет настаивать на подробном и обстоятельном рапорте, — пояснил я, позволив себе сообразную отстранённость в голосе, так, чтобы вскоре у них не осталось и тени сомнения, что всё это только каприз епископа, которому ваш покорный слуга должен подчиняться вопреки своей воле. — Так что, чем быстрее мы отправимся в Гевихт, тем лучше. Хочу поговорить с семьёй мальчика, возможно с пробощем, ну и, конечно, с самим ребёнком. Скажем, завтра с самого утра.
— Как пожелаешь, Мордимер, — ответил Витус вежливым тоном. — Ребёнок просто болен редко встречающейся болезнью кожи, а пробощ попытался использовать это, чтобы несколько обогатить нищую парафию. Нами ему было сделано замечание, и мы также отослали соответствующий рапорт его начальникам.
— Замечание, — повторил я тихо, но отчётливо, потому что и за меньшие провинности священников снимали с должности либо ссылали в монастырь. А если бы случился сверхусердный инквизитор, то он мог даже возбудить официальное следствие по обвинению в ереси и закончить его требованием приготовить костёр. Хотя священников редко когда сжигали. Слишком редко — по мнению вашего покорного слуги, поскольку много духовных особ лишь оскверняло учение Христа. Впрочем, по-моему, именно так было и должно быть, что паршивыми овцами будут те, кто носит сутаны. Поверьте мне, любезные мои, что нет созданий подлее, чем сельский или местечковый священник. Глупость, соединённая с алчностью и порочными наклонностями. И в довершение зла, жажда унижения и попирания других, а также необыкновенно высокое самомнение.
— Ты к старости стал мягче, Витус, — сказал я без ехидства в голосе, но на его щёки выполз кровавокрасный румянец. — Представьте мне, будьте добры, полную следственную документацию, вместе с копией письма, отправленного церковному начальству пробоща.
Я встал и допил вино.
— Превосходно, — я похвалил ещё раз. — Можете показать мне жильё?
Витус дал знак Ноэлю, и тот поспешно встал.
— Прошу за мной, — учтиво сказал он. — Прими всё-таки во внимание и прости нам, что у нас нет особых удобств…
— Ничего, — прервал я его. — Хватит постели, стола и лампы.
Комната, которую мне определили, была маленькой, но чистой, ну и в ней было всё, что мне могло понадобиться: кровать со свежей постелью, крепкий столик и резной стул с высокой спинкой. Я решил поспать немного, ожидая, пока братья-инквизиторы приготовят все необходимые документы. Светлой памяти Лонна — владелица одного из самых известных домов платных удовольствий в Хезе — всегда говорила, что у меня лёгкий сон, и я сплю чутко, будто птица. Это правда. И поэтому я проснулся, прежде чем услышал стук в дверь. Хватило лёгкого звука шагов по каменным плиткам пола. Я сел на кровати.
— Пожалуйста, — произнёс я вежливо.
Дверь отрылась, и внутрь вошёл сам Витус. Итак, не прислал ко мне одного из своих подчинённых, а побеспокоился сам. Любопытно, поскольку речь всё же шла лишь о том, чтобы принести документы.
— Надеюсь, ты отдохнул, дорогой Мордимер, — сказал он с широкой улыбкой. Из-под опухших губ выглянули кривые, желтоватые лопаты зубов. Забавно, что он улыбался так и в Академии, когда поймал мою собаку. Ну, по крайней мере, я именно такой помнил эту улыбку все годы.