…Ливень за окном давно смолк, небо очистилось и засияло звёздами.
На кухне суетилась дворня, начали подготовку к похоронам, заносили провизию, относили ужин падре Челестино, а Луиджи отмахивался от досужих вопросов прислуги. Наглую челядь интересовало, суров ли новый господин, похож ли на мессира Гвидо? Молод ли? Красив ли?
Луиджи покачал головой. Ох, уж эти бабы, всё одно на уме. Он не знал, что и ответить. Молодой господин был, бесспорно, нелюдимым, неразговорчивым, видимо, высокомерным. Лицо статуи, ни один мускул не дёрнется. Красив ли? Ну, чёрт его знает, что эти бабы красотой-то называют, но сложен как гонфалоньер. Впрочем, чего и удивляться, в роду Джустиниани хилых да золотушных никогда не было. И все же такого гераклова торса он ни у кого в семействе не помнил: мышцы молодого Джустиниани были каменными.
При этом сугубой загадкой для синьора Молинари было поведение чёртовой твари, кота Трубочиста, которого домашние иначе, чем gatto maledetto, notturno incubo и diavolo[2], не называли. Кот раздирал кухаркам подолы платьев и гадил в кастрюли и котлы, мочился на персидские ковры и с удовольствием драл когтями дорогие обои, обожал разбивать вазы и качаться на портьерах, обрушивая багеты. Он гонял по двору собак и орал по ночам на крыше, норовил всё время проскочить под ногами гостей дома и челяди, — и это было лишь малой частью его дьявольских забав.
И вот… мурлычет, как котёнок, трётся о ноги нового господина и ни разу не оцарапал его.
Чудеса.
Глава 2. День похорон. Первые странности
Отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы.
Винченцо проснулся на рассвете и сначала ничего не понял. Где он? Откуда эта роскошь портьер и тяжёлого балдахина, тепло камина и прохладная свежесть льняных простынь? А это ещё кто? Откуда этот кот? Чей это дом? Ах, да, Господи…
Вчера же умер дядя Гвидо.
Причиной давнего конфликта дяди и племянника было завещание деда, графа Гонтрано Джустиниани. Старик, умирая, распорядился диковинно: его старший сын, Гвидо, получил только право пожизненного пользования доходами с семейного капитала, но не имел права распоряжаться самим состоянием семьи, которое после его смерти должно было отойти Винченцо Джустиниани, единственному внуку графа Гонтрано от его покойного младшего сына Чезаре.
Завещание изумило Винченцо и взбесило Гвидо, для него оно выглядело злой насмешкой и оплеухой. У них были нелады с отцом из-за вечного мотовства и бесконечных кутежей, но Гвидо и в голову не приходило, что отец может распорядиться подобным образом.
Воля отца озлобила его и испортила отношения с сиротой-племянником, которого он до того едва замечал. Что же, пусть щенок унаследует всё, но только после его смерти, а умирать он не собирается!
Гвидо Джустиниани запретил племяннику появляться в доме.
Семь лет Винченцо бедствовал, перебиваясь случайными заработками. С юности он отличался способностями к языкам и интересом к палеографии, окончил университет, но это, увы, не кормило, хотя иногда бывали заказы и на переводы. Побираться всё же не пришлось, но кем только не работал: репетиторствовал в Вермичино, подрабатывал на ипподроме, хоть для жокея был слишком тяжёл, преподавал в школе фехтования и танцев, не брезговал даже рытьём могил и разгрузкой барж с углём.
И вот теперь всё менялось. Однако при мысли об этом Винченцо ощутил не радость, а какое-то вялое сожаление. Почему судьба дарует нам желаемое, когда мы уже научились без него обходиться?
Последние семь лет, окунувшие его в грязь, что и говорить, не прошли даром. За это время он растерял всех своих бывших друзей: от него отвернулись не только отпрыски знатных семей, но и бывшие приятели университетских лет, оставила его и невеста, испугавшись нищеты.
Зато годы скудости породили в Джустиниани умение довольствоваться тем, что есть, и не страдать о несбыточном. Он узнал цену светской дружбе и любви, поумнел и из двадцатитрехлетнего пылкого светского щёголя превратился в нелюдимого тридцатилетнего мужчину, безучастного и хладнокровного.
Окаменело лицо, застыла и душа.
Дом меж тем просыпался в преддверии нового невесёлого дня. Вскоре появились душеприказчик и юрист, формальности были быстро улажены.
Похороны поглотили день.
Покойного графа знал весь свет, однако, и это несколько удивило Винченцо, отдать ему последний долг пришли немногие. На погосте в толпе провожающих покойного было не больше двадцати человек. Объяснили это тем, что сезон уже закончился, и в Риме почти никого не было.