«А дети то почему не спят? — промелькнула в моей голове мысль, когда я увидел детей. — Ночь ведь на дворе».
Вообще у церкви стало как-то шумно и многолюдно, словно вся деревня проснулась и решила устроить сход. В хатах за окнами загорелись лампады и свечи, да и сама ночь будто стала светлее.
Я поднял голову к ночному небу. Да нет. Темные облака все также закрывают луну. Но давящий и густой мрак, что окутал нас, когда мы въехали в деревеньку, теперь рассеялся. Тени от домов стали серыми. Они потеряли ту чернильную тьму, что втягивала в себя, пусть даже и тусклые, краски ночи.
Женщина с проседью в волосах та, что причитала у меня в ногах, подошла ко мне с улыбкой на широком лице. Здоровяк, что обнимал жену, что-то шепнул ей, подмигнул детям и направился ко мне. Вообще, как только я вышел из освященной церкви, народ как-то разом притих и обратил взоры на Святого Отца, что освободил его от темных и демонопоклонников.
— Спасибо тебе Святой Отец, — дородная баба отбила поклон, не забыв перекрестится. — Старосты у нас нет, но я думаю, что за всех Никита скажет.
Кира и Седрик отступили на шаг назад, когда женщина подошла ко мне. Подошедший кузнец Никита, низко поклонился и осенив себя крестным знамением уже было начал благодарить меня, но только я его перебил.
— Хватит на сегодня благодарностей! — вскинув руку, возможно немного грубо, воскликнул я. — Я понимаю ваше состояние и чувства, но!
Сделал короткую паузу. После того, как я начал говорить, вокруг стало очень тихо. Даже разбуженная ребятня притихла и смешно хлопая заспанными глазенками смотрела на меня.
Вы же понимаете? Почему я не дал кузнецу говорить?
Смерть старосты однозначно закрыла бы системное задание. Именно поэтому я и отложил ее до утра. Но если я выслушаю просьбу кузнеца о присоединении Рубежного ко мне, то казнь старосты станет просто актом возмездия для деревенских и поднимет мне репутацию, а вот система наверняка закроет задание сейчас. А мне этого не надо! Ну в смысле конкретно сейчас, в этот час не надо. Надо до утра подождать, когда петухи пропоют.
— Мои люди и я устали, — набрав в легкие воздуха, продолжил. — Я буквально валюсь с ног от усталости. Так что было бы неплохо, — я перевел взгляд на крупную женщину и покачал указательным пальцем, — сейчас перекусить и отдохнуть на мягком (на лицах деревенских баб появились улыбки). А с утра, — вновь повернулся к кузнецу, — все вопросы и решим. — Улыбнулся и добавил. — Как говорится, утро вечера мудренее.
Флин пошел расставлять посты, староста уже висел на арке с кляпом во рту и связанными за спиной руками, под присмотром одного моего воина и одного мужика из деревни. Всего в подвале сидело двенадцать мужчин. Те, кто воспротивился бывшему старосте и не принял культ темного бога.
Свободных от службы солдат «растащили» по домам деревенские. Я позволил бойцам эту небольшую вольность. Неизвестно сколько просидели парни на заставе, поэтому приказ разбивать палаточный лагерь отдавать не стал. Это, конечно, грубо нарушало устав, но эта ночь должна пройти спокойно. Я был в этом уверен. Не знал, а именно был уверен. Да и кому-то из парней возможно что-нибудь перепадет. Вы понимаете, о чем я? Воинам нужны простые человеческие радости.
Я остановился на ночлег в доме Филаньи, дородной тетки. Жила она одна. Мужика два года назад задрал медведь, а сыновей забрали в имперское войско.
— Где они сейчас одному Эльрату ведомо, — накрывая на стол, делилась историей своей жизни хозяйка.
Исповедница сидела напротив меня и молча кивала головой, кидая в мою сторону неоднозначные взгляды, с хитрой улыбочкой на симпатичной мордашке.
Да. Кира увязалась за мной. Хотя я планировал остановиться у Филаньи один. Но девушка наотрез отказалась заночевать где-либо еще. Ей видите ли сан и церковные уложения не позволяют провести ночь под одной крышей с мужчинами.
Ой ли!
Я ей попытался было напомнить про монастырь и настоятеля. Но тут же пожалел об этом. Глаза Киры наполнились слезами, губки задрожали и она, едва сдерживая всхлипы, заявила, что переночует в церкви на полу.
Эх, блин! Надо было тогда на это соглашаться. Ведь, как чувствовал, что не надо тащить ее с собой к Филанье. Мне бы в тот момент проявить волю, да напомнить исповеднице… Эх. Ладно чего теперь уже об этом говорить.
Пока хозяйка дома накрывала на стол, я высказал пожелание, что неплохо было бы помыться. Я так то уже третий день только умывался. Тело чесалось в самых неприличных местах и зудело. Гребанная реалистичность. В игре тело и доспехи, кажется, я уже это говорил, самостоятельно не очищались. А потому за личной гигиеной необходимо было следить.
Филанья посетовала на то, что баньку топить долго и предложила нагреть воды. Я, естественно, согласился, а Кира, дрянь такая, предложила мне помочь в омовении. В омовении бля. Слово же подобрала правильное и неблудливое. Нет, чтобы прямо сказать: «Мол на чресла твои Святой Отец взглянуть хочу, да может что еще с ними сделать».
Я категорически отказался, даже помотал головой, сдвинул брови и стукнул кулаком по столу с возгласом:
— Не гоже священнослужителям по баням голышом скакать, да друг на друга пялиться!
Филанья после моего выкрика лишь покачала головой и с улыбкой глянула на нас обоих. Затем вздохнула и выдала деревенскую бабью мудрость.
— Не гоже Святой Отец лицемерить и от радостей простых бежать. Эльрат в милости своей и святым людям минуты блаженства и телесной радости не возбраняет. А уж тем более тем, кто в борьбе с нечистью простой люд защищает, да к свету истинной веры ведет.
Я все одно отказался и отправился на омовение (пьфу ты, слово прицепилось) один. А уходя заметил:
— Что Эльрат может и не запрещает телесные радости для своих служителей, но где это видано, чтобы исповедницу обнаженной увидеть, пусть и Святому Отцу, да еще и ее в разных…
Ну дальше вы по смыслу догадались чего я там ляпнул.
Пусть банька была и не натоплена, но горячая вода и мыло после трех дней — истинное блаженство для души и тела.
Кира совершала «омовение» одна, как бля и положено исповеднице. Пока она мылась, я наскоро перекусил, поблагодарил хозяйку дома и пошел спать.
Чистое постельное белье приятно пахло. Мягкий матрас позволил телу расслабиться, а теплое одеяло убаюкивало. Закрыв глаза и сладко зевнув, я уже собирался «провалится» в царство Морфея, когда услышал легкие шаги в комнате. Я подумал, что мне показалось, потому как мой разум уже стоял на зыбкой грани между реальностью и сном. Но слегка откинувшееся одеяло, а после теплое девичье тело, что нагло устраивалось рядом со мной на кровати, развеяло мое пограничное состояние и я открыл глаза.
— Благословите Святой Отец.
Я ощутил, как упругая девичья грудь коснулась моей спины, а ее рука легла мне на живот.
«Вот ты и попал Святой Отец!»
Возникшая в голове мысль четко зафиксировала факт моего грехопадения. Потому как я отлично осознавал, что Киру из своей кровати я не прогоню. Да и мой «друг» уже гордо стоял, докладывая мне о полной «боевой» готовности.
В голове пусто, в теле приятная истома и усталость. Смотрю в деревянный беленый потолок, заложив руки за голову, на лице довольная улыбка, на груди голова Киры, она водит пальчиком в районе солнечного сплетения и что-то едва слышно бормочет. Думать ни о чем не хочу. В голове лениво плывут образы очень страстной и умелой исповедницы, шевелится лень. Волосы девушки щекочут ноздри, но я все одно не двигаюсь, а пытаюсь их сдуть, кривя губы.
— Будем спать?
Кира подняла голову с моей груди, вытянула руки вверх, ее красивая грудь чуть приподнялась. Девушка изогнулась, потягиваясь.
— Или ты отдохнешь, и мы…
«Ну вот зачем она? Так хорошо лежали, молчали. А теперь мне надо что-то ответить. Может просто закрыть глаза и не отвечать?»
— А зачем темным забирать церковную чашу в какой-то мелкой деревне?
Отрешенно произнес я, делая вид что не слышал ее вопроса.
Нет. Вы только не подумайте, что ее предложение на счет продолжить меня не привлекло. Я, честно говоря, был вовсе не против чутка отдохнуть и сделать это третий раз. Кира девушка очень ласковая и не ленивая. Если вы понимаете, о чем я. Но конкретно в этот момент я был не готов. А учитывая темперамент исповедницы она могла приступить к третьему акту прямо сейчас. И уж поверьте у нее хватило бы умения и запала, чтобы поднять моего отдыхающего дружка. Вот только я наслаждался покоем и негой, и напрягаться пока что не особо хотел.