Госсекретарь США Джон Фостер Даллес замечал: «Наблюдая в действии всех великих мировых государственных деятелей нашего века, начиная с участников Гаагской мирной конференции 1907 года, я никогда не встречал такого высокого дипломатического мастерства, какое проявлял Молотов»3. Присутствуя в мемуарах всех политиков середины прошлого века, к нему в основном благосклонных, во всех исследованиях по истории Второй мировой войны, послевоенного периода и холодной войны, Молотов и на Западе не удостоился большого количества полноценных биографий. Хотя первая - Дж. Гэя -вышла еще в 1942 году в Англии и носила комплиментарный характер, отражавший дух военного сотрудничества великих держав. Не менее благожелательной была и биография, вышедшая из-под пера Бернарда Бромаджа в 1956 году и отразившая «дух Женевы». В этих книгах - множество небылиц, что было следствием и недостатков, присущих советским источникам, и ограниченного доступа к ним авторов. Чего нельзя сказать о серии книг Дэрека Уотсона из Бирмингемского университета, который провел исключительно тщательную работу с первоисточниками и предпослал полной биографии Молотова серию книг и статей о разных периодах его жизни (включая и монографию «Молотов и советское правительство»). Наконец, Джеффри Робертс издал в Вашингтоне книгу о Молотове как министре иностранных дел, которая вышла в русском переводе в 2014 году под названием «Молотов. Сталинский рыцарь холодной войны».
А в нашей стране на смену безудержному восхвалению «продолжателя дела Ленина» и «несгибаемого соратника великого Сталина» после 1957 года пришли сначала хула, а затем - фактическое забвение. В годы застоя фамилия деда исчезла даже из специализированной исторической литературы. Где можно, она заменялась различными словосочетаниями - «председатель Совнаркома», «министр иностранных дел», а также «советская сторона» или «советское руководство». Присутствовал дед только в «антипартийной группе» вместе с «примкнувшим к ней Шепиловым».
Перестройка прорвала шлюзы молчания и обрушила на Молотова потоки грязи. Деду приписывались все мыслимые пороки и преступления. Ждал и большой сюрприз - книга Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» (позднее в дополненном виде получившая название «Молотов: полудержавный властелин»). У меня к ней крайне двойственное отношение. Когда Чуев писал, будто Молотов был в курсе, что их разговоры записывались, он врал. Дед никогда и никому не разрешал записывать на пленку его рассказы. Записи Чуева делались с помощью незаметно включенного в кармане диктофона. Аутентичность «Бесед» сомнений не вызывает, я сам присутствовал при большинстве из них. Но это - вовсе не специальные диалоги об истории, а разговоры на прогулке и застольный треп. Отсюда - облегченность ответов, предназначенных для не самого подготовленного слушателя. Но я назвал свое отношение к книге Чуева все-таки двойственным. Пусть и негодными средствами он сделал доброе дело: сохранил многие сведения, которые уже не найдешь в закоулках собственной памяти, в моих или дедовских записях.
В этой книге немало исторических эпизодов, описанных дедом лично. Но это не мемуары, потому что специально мемуаров он не писал, хотя одно время ходили упорные слухи об обратном, особенно когда он начал в 1970-е годы посещать Ленинскую библиотеку. К нему даже часто обращались с просьбой помочь раздобыть уже якобы вышедшие или вот-вот выходящие воспоминания (назывался даже заголовок: «Тридцать лет со Сталиным»). На что Молотов неизменно отвечал: «Найдете в магазине, не забудьте купить на мою долю».
Сам он называл три причины, по которым не писал воспоминаний. Первая - у него не было доступа к архивам. «Хорошо Черчиллю, - говаривал дед. - Сидит себе в ванне, курит сигару, держит в руках копию какого угодно документа и диктует стенографистке свои мемуары. Так не только шесть томов, а все двадцать можно написать. А у меня даже письма жены отобрали, и никакой стенографистки. Без документов мемуары - это не мемуары».
Вторая причина заключалась в том, что Молотов не хотел писать в корзину. Он был уверен, что его воспоминания никто и никогда не напечатает. Ни одной строчки, вышедшей из-под его пера за последние три десятилетия жизни, опубликовано не было. Наконец, третий аргумент, который для меня звучал неубедительно, но для деда был исключительно важным: «Ленин и Сталин мемуаров не писали». Это - не занятие для настоящих революционеров, призванных смотреть вперед, а не назад.