В июне 1937 года кабинет Блюма пал, и на смену ему пришло правительство во главе с радикалом Шотаном, который принял «британский план» глухого закрытия границы с Испанией. Это и предопределит в конечном счете поражение Республики. Испания показала несовместимость франко-британской политики умиротворения и советских планов коллективной безопасности, на которых был поставлен крест.
Отношения с США буксовали из-за проблемы царских долгов. Новый посол Дэвис приехал в Москву вовсе не мириться. 25 февраля 1937 года он информировал Рузвельта: «В соответствии с протоколом я подал заявку на официальную встречу с Молотовым, председателем кабинета. После обычного обмена любезностями Молотов заявил, что его правительство надеется на развитие отношений между нашими двумя правительствами по линии большего взаимопонимания, что некоторые договоренности еще не были выполнены и проблемы могут быть решены при практическом подходе к ним. Следуя Вашей мысли, я донес до них ощущение, что вопрос гораздо важнее для них, чем для нас, и следующий шаг должен быть с их стороны»1308.
Для Дальнего Востока Сталин и Молотов предлагали одновременно Тихоокеанский пакт взаимопомощи с участием СССР, США, Японии, Китая, Англии и Франции, региональный пакт о ненападении (инициатива Австралии) и двусторонний договор с Китаем. Однако Лондон проявил к этим инициативам чисто теоретический интерес. Рузвельт 29 июня объяснил Трояновскому: «Америка вступать в союзы или что-либо подобное не может. Во всяком случае, пакт без Японии не имеет смысла»1309.
Информация о военных провокациях Японии на границе поступала каждый день. А 7 июля японские войска начали войну с Китаем, и в Пекине именно эта дата официально считается днем начала Второй мировой войны. «Высокопоставленные генералы презирали войска Гоминьдана и считали, что стремительная атака быстро поставит Чана на колени, развязав армии руки и позволив ей концентрироваться против Советов»1310. Вскоре в Китае окажется миллионная японская армия. СССР в каждую минуту мог стать стороной конфликта, в который его активно вовлекал Чан Кайши. Разведка из Берлина подтвердила Сталину и Молотову: немецкое и итальянское правительства обещали Японии «активную военную помощь в том случае, если СССР окажется в дальневосточном конфликте на стороне Китая»1311. Шло балансирование на грани тотальной войны.
Тем не менее Москва приняла решение поддержать Китай. Договор с ним был составлен таким образом, чтобы не возлагать на СССР прямых обязательств в войне против Японии, что не давало Токио формального повода для войны с Советским Союзом.
- Свое сочувствие китайскому народу и отношение к японской агрессии Советский Союз выразил уже заключением советско-китайского пакта о ненападении, - скажет Молотов. -Но еще неизвестно ни одного шага, который бы сделали другие государства для противодействия неслыханной агрессии против китайского народа1312.
Фейхтвангер заметил в 1937 году, что «в Советском Союзе каждый на все сто процентов уверен в предстоящей в ближайшем будущем войне... Советские люди знают, что у границ их злобные глупцы с нетерпением выжидают момента для нападения на них и что эти границы они должны действенно охранять»1313. В Кремле же исходили из того, что война уже идет. Ставка была крайне высока - выживание страны. Гитлер не скрывал стремления завоевать территорию СССР до Урала, уничтожить ббльшую часть населения и поработить оставшуюся. Япония тоже намеревалась завоевать СССР до Урала, только с другой стороны. Японские зверства в отношении мирного населения Китая уже стали легендарными (по жестокости они превзошли нацистские). К тому моменту, когда Германия в 1939 году нападет на Польшу, будут убиты 10 миллионов китайцев.
.. .В этих условиях летом 1937 года в Советском Союзе начались массовые репрессии. Они шли по трем основным направлениям. Во-первых, в отношении части элиты страны - государственной и партийной номенклатуры, деятелей культуры. Во-вторых, в отношении лиц, ранее с оружием в руках противостоявших советской власти и преступников-рецидивистов. В-третьих, они обрушились на иностранных граждан и представителей ряда национальных меньшинств, преимущественно в пограничных регионах страны. Эти три потока практически не пересекались, хотя логика была общей: поиски пятой колонны. Но принципы причисления к ней были различными.
В первом потоке решающими были картотеки ранее арестовывавшихся оппозиционеров, а также получаемые Ежовым и его сотрудниками показания уже приговоренных судом или подозреваемых в связях с ними. Логика, как замечал Хрущев, была стандартной: «Действительно какой-то арестованный давал показания. А на дававшего показания тоже кто-то дал показания. И таким образом создавалась замкнутая цепь порочной практики руководства, которое становилось тем самым на путь как бы самоистребления»1314. Представители разных эшелонов советского руководства признавались в антигосударственных преступлениях и тянули за собой других. Нередко это делали и невиновные. Имело место и сведение счетов с помощью спецслужб, устранение конкурентов. Антон Антонов-Овсеенко давал емкий ответ на вопрос, почему признавались в преступлениях: «Помимо пыток - лишения сна, избиения, электрошока, они подавляли волю, разрушали психику подопечных химическими средствами и газами. К пыткам физическим добавляли пытки моральные, угрожая расправой над родителями, женами, детьми. Самих подсудимых ожидала казнь, причем каждый знал, что в случае отказа сотрудничать... им предстоит уйти из жизни с позорным клеймом врага народа. Над ними довлела партийная дисциплина или наисквернейшие большевистские предрассудки»1315. Кого-то пытали, кого-то нет. Кто-то был виновен по законам военного времени, большинство, полагаю, нет. И правые, и виноватые шли по одним статьям и реабилитировались потом на одинаковых основаниях.