направлении. Бомбардировщики красных кто-то
корректировал с земли по рации и световыми сигналами.
КАРАТЕЛИ
Яша и Саша стояли на тротуаре возле
расщепленного обрубка каштана. Пышная шапка дерева,
срезанная тяжелым осколком, лежала у ворот дома на
противоположной стороне улицы Ленина. В дни обороны
эта улица пострадала особенно. Большинство домов
было разбито вражескими снарядами и фугасками. Везде
громоздились горы лимонно-серого камня —
ракушечника, из которого построена почти вся Одесса. Те дома,
которые уцелели, имели вид сиротливый, покалеченный.
Иссеченные осколками, в языках копоти, они
возвышались над руинами уродливыми глыбами.
За ближней от ребят грудой развалин, уткнувшись
в покореженный скелет полуторки, стоял обгоревший
57
«НИ» — похожий на броневичок времен гражданской
войны легкий танк. Такие одетые тонким броневым
листом боевые машины одесситы выпускали на заводе
имени Январского восстания в дни осады города.
В шутку рабочие называли свои детища «На испуг»...
Мимо по мостовой в направлении Оперного театра
двигалась колонна немецких автоматчиков. Колонна
была нескончаемой. В голове ее медленно, как на
похоронной процессии, шел тупорылый немецкий грузовик,
доверху набитый мотками проволоки и прожекторами.
Каждый солдат с трудом удерживал на поводке
крупную овчарку. Собаки злобно рычали, свирепо
рвались вперед. Редкие прохожие спешили укрыться
в подъездах, переждать, пока схлынет этот злобный,
рычащий и визжащий поток.
Какой-то солдат заметил сгоревший «На испуг» и,
подтолкнув соседа, захохотал. Возбуждение передалось
и волкодавам. Они заметались, зло натянули поводки,
залаяли.
— Потешаются, — процедил Саша сквозь зубы. —
Хотел бы я видеть их рожи, если бы с десяток этих
«На испугов» вырвалось из-за развалин и чесанули из
пулеметов.
— Какие здоровенькие, а?—Яша кивнул на
овчарок.— Чисто волки...
— И злющие! — заметил Саша. — Такой кобель
быка свалит. Интересно, куда их столько?
— Не догадываешься?
— Постой, постой...
Чиков посмотрел на Яшу.
— Неужели?
— Точно, — подтвердил Яша его догадку, — в
катакомбы.
— А почему через город? Есть же путь короче — по
Московской дороге.
— Страху хотят на людей нагнать. Сначала,
наверное, постараются ослепить партизан прожекторами,
а потом затравить овчарками.
— Вот сволочи! — не сдержавшись, выругался
Саша.— Установить бы сейчас пулемет и...
— Тише! Ты что, сдурел? — прошептал Яша,
оглядываясь с опаской. — Агенты сигуранцы на каждом
шагу, а ты!..
— Наших предупредить надо, — перейдя на шепот,
58
сказал Чиков взволнованно. — А то не дай бог, если
такая свора ворвется в штольни и штреки...
— Не ворвется, — процедил Яша сквозь зубы. — Там
уже ждут этих экскурсантов.
— А если?
— Делом бы занимался, — перебил его Яша. —
Восемьдесят семь, восемьдесят восемь... Смотри, смотри,—
он показал на громадную овчарку. — Ну и псина!
И еще одна... Да, трудно придется нашим. Очень.
Девяносто три, девяносто четыре...
— Гранату бы шарахнуть —вот был бы шорох,—
не унимался Чиков и вдруг рассердился:—Да брось ты
эту бухгалтерию! Какое, не пойму, это имеет значение:
сто овчарок или двести? Давай лучше прикинем,
нельзя ли чем помочь нашим.
— Есть у меня одна идея, — проговорил Яша
загадочно, не отрывая глаз от колонны. — Если удастся,
крепко поможем. Но для этого надо проверить, не
разучились ли мы стрелять из рогаток.
— Из рогаток?
Саша удивленно вскинул брови, глянул на друга
с недоверием.
— Потом объясню. Потопали. Все ясно: полторы
сотни овчарок, пятьсот автоматов, пять легких полевых
орудий. Орудия, видимо, установят против главного
входа и будут бить прямой наводкой...
СЛУХИ
Это было похоже на эпидемию. Одесса была
наводнена слухами. Одессу прямо лихорадило от разных
слухов. С непостижимой быстротой распространялись они
по всему городу.
— Знаешь,— сообщал по секрету на Привозе
торговец торговцу, — американский флот занял Соловки, и
Рузвельт сделал меморандум Румынии, Болгарии и
Венгрии, что, если они не отведут свои войска,
американский флот захватит Мурманск, Кронштадт и Генечинск.
— Генечинск? Так это же совсем близко от Одессы...
— А разве я сказал — далеко?.. И кроме того, всех
беспокоит Турция... Черчилль предложил Турции
выступить против Германии. За это он отдает ей
Севастополь, Одессу и Данциг...
59
— Господи, где же мы будем жить?
— Я знаю? Факт тот, что начинается что-то
кошмарное... Во всяком случае, сегодня с женой мы будем
ночевать в подвале.
— Почему?
— А ты хочещь, чтобы я спокойно смотрел, как мне
на голову будут падать бомбы различного калибра?
Нет, с меня таки хватит...
Через несколько минут о меморандуме Рузвельта,
предложении Черчилля и предстоящем ночном налете
советских бомбардировщиков становилось известно
всему многотысячному людскому муравейнику на
Привозе. Но звучали теперь те же новости по-другому:
— Говорят, американцы высадили десант в Гене-
чинске и Бердичеве; Румыния послала ультиматум
Америке; Рузвельт рассердился, и турки бомбили
Констанцу.
— Говорят, Турция без объявления войны напала
на Англию.
Одни слухи, как бабочки, жили недолго, и назавтра
о них даже не вспоминали, словно их никогда и не
было. Другие же, как неуловимый вирус гриппа,
оказывались неистребимо живучими и на редкость упорными.
— Слышали? — таинственно, с видом заговорщика
зашептал Харитону на ухо сосед, чиновник примарии,
вернувшись утром с Привоза. — Говорят, в катакомбах
прячутся... кто бы вы думали, а? Партизаны? Как бы
не так! Дивизии большевиков, вот кто! С пушками и
танками... Вот!
— Ерунда, — сердито ответил Харитон. — Кто-то
сеет панику.
Но новость его насторожила.
Когда он пришел в сигуранцу, о ней знали уже все.
Правда, многие считали, что это очередная байка,
которая не проживет и до вечера. Но минул один день,
другой, третий, а слухи о дивизиях Красной Армии,
которые якобы скрываются в катакомбах и ждут
условного сигнала к наступлению, не умолкали.
Больше того, с каждым днем они становились все
настойчивее. Молва подхватила их и, дополнив
подробностями, разнесла по всему одесскому Причерноморью.
Опережая официальные секретные донесения, она
долетела и до Берлина и до Бухареста. Берлин и
Бухарест немедленно сделали запрос руководству Трансни-
60
стрии. То, в свою очередь, обратилось в сигуранцу и
гестапо. Сигуранца и гестапо точных данных о том, кто
находится в катакомбах, не имели и на запрос
ответили уклончиво. В Берлине и Бухаресте всполошились
еще больше, потребовали сведений быстрых и
определенных.
Контрразведчики шефа гестапо полковника Шольца
и полковника Ионеску потеряли покой, лишились
отдыха и сна. Особенно проявлял усердие локатинент Ха-
ритон. Переодевшись, он бродил по городу, таскался
среди приезжего люда на Привозе, посещал бодеги и
рестораны, прислушиваясь к хмельным разговорам их
завсегдатаев.
И чем больше он усердствовал, тем больше
склонялся к выводу, что слухи не случайны.
В эвакуации советских войск из-под Одессы, по