крепенько. А уцелевшие овчарки якобы, обезумев и озверев
от взрывов партизанских гранат и мин, в клочья рвали
своих солдат, прокладывая себе дорогу из штолен...
Вчера, купив «Одесскую газету», он направился в
парк к развалинам Хаджи-бея. Место для крепости
было выбрано турками удачно — на самой скале,
с которой просматривался весь огромный ковш залива
и открывались далекие морские дали. Здесь, возле
уцелевшей крепостной стены, был наблюдательный пункт
их разведгруппы. Сюда они по очереди наведывались
ежедневно, наблюдая за всем, что происходило внизу,
в порту, у причалов, и на внешнем рейде, за стеной
мола, рассекавшего гавань узкой косой. Позавчера у
причалов ошвартовались два больших транспорта с войска-
72
ми. Вчера еще два. Сгрузившись, войска потянулись
вдоль причалов по Приморской улице в направлении
Слободки и Шкодовой горы. В Усатово, стало быть, и
в Нерубайское, к катакомбам. Еще раньше по
Московской дороге со стороны Николаева в Нерубайское
прибыла колонна танков. После неудачного штурма
подземелий гитлеровцы, видимо, еще больше уверились в
том, что в катакомбах укрылись регулярные части
Красной Армии. Верно говорят: у страха глаза велики.
Крепко сработала «Молва»! В Усатово и Нерубайское
сейчас ни пройти, ни проехать... Войск в степи — тьма.
А уж в самих селах, где находятся главные входы в
катакомбы, — солдат на солдате, пушка на пушке,
пулемет на пулемете. И все эти войска и технику
гитлеровцы сняли с фронта,
У Хаджи-бея Яша проторчал несколько часов. Мимо
проходили полицаи, румыны, немцы, но, скользнув
взглядом по мальчишке, читавшем «Одесскую газету»,
равнодушно следовали дальше.
Клубясь, над гаванью повис туман. Густой, как
смесь ваты с грязью, он приполз откуда-то со стороны
Шкодовой горы, со степи, и, сея холодную изморось,
заволакивал приткнувшиеся к причалу вражеские
корабли, пробирался к молу, о который таранно ударяли
крутые волны.
Глядя на море, Яша вдруг вспомнил, как когда-то,
в раннем детстве, он мечтал стать летчиком. «Придет
время, — думал, — я сяду за штурвал самолета».
Не знал он тогда, что это лишь увлечение, большое,
сильное, но увлечение, а настоящая его любовь —
море. Да и могло ли быть иначе? Он был одесситом, к
тому же сыном моряка. А этим сказано все. Как
истинный одессит, он был убежден, что Черное море — са-
мое-самое синее, ласковое, грозное. Короче — самое,
самое... в мире! Впрочем, разве это не так? Спросите об
этом на Дерибасовской или на бывшей Молдаванке —
где угодно в Одессе спросите у первого встречного, и,
если он натуральный одессит, то, возмущенный вашей
бестактностью, он или ничего не ответит вам, или
вежливо-иронически спросит, в свою очередь: «Или вы не
из Одессы?»
Летчики были далеко и высоко. Их Яша видел
редко. А моряки — наши и не наши, моряки со всего
73
белого света — были в Одессе на каждом шагу. И уж
совсем рядом был отец...
Однажды один знакомый моряк, услышав, что он
мечтает о небе, поднял его на смех.
— Зачем тебе сдалось какое-то небо? — удивился
он. — Представь: шторм, твою шаланду раскололо, как
грецкий орех, ты в воде... Тонешь, но плывешь. Наконец
выбираешься на берег, радуешь своих родственников.
А если тебя что-нибудь расколет там, в небе? Шо?
Парашют? Не говори глупостей. Сильный ветер или, не
дай боже, ураган — и ты в Турции... Шо, радует тебя
такая перспектива?.. Нет, если ты по метрике одессит,
то лучше уж плавай. Ты меня понял, юнга?
«Юнга», конечно, понял, что веселый и удачливый
моряк шутит, говорит не всерьез. Но, как бы там ни
было, он приобрел старую рассохшуюся шаланду,
заштопал дыры, прошпаклевал ее, просмолил хорошенько
и вместе с друзьями отправился в ijiefi на рыбалку.
И море переманило его. На смену одной мечте
пришла другая — стать моряком, штурманом дальнего
плавания. После семилетки выбор профессии был
сделан окончательно: он поступил в мореходное училище.
Всего год он носил форму курсанта. Всего год... Если
бы не война, был бы он сейчас на втором курсе...
— Ты что здесь расселся?
Яша оторвал взгляд от моря, повернулся. Широко
расставив ноги и заложив руки за спину, перед ним
стоял полицай.
— Думаю, — ответил Яша, глядя полицаю в глаза
без боязни. — Смотрю в море и думаю... Время
сейчас, сами знаете, какое: нельзя не думать.
— А ты, видно, заливать мастер! Проваливай, тут
тебе делать нечего.
Полицай был прав: больше у Хаджи-бея делать
было нечего. Внешний рейд пустынен. Следует
уходить.
До позднего вечера он просидел с Алексеем в
мастерской над чайниками и кастрюлями, а ночью
отправился за город, надеясь, что на этот раз ему повезет
больше и он сможет проникнуть в катакомбы. Но
обойти вражеские кордоны ему не удалось. Слишком много
войск было на Московской дороге и в степи вокруг сел.
Пришлось ни с чем возвратиться обратно.
74
СОВЕЩАНИЕ
Совещание работников особого отдела сигуранцы
было секретным. Оберштурмфюрер Шиндлер
присутствовал на нем в качестве гостя. С безразличным
видом, словно все, о чем шла речь, его абсолютно не
интересовало, закинув ногу на ногу, оберштурмфюрер
сидел в стороне от всех у окна в черном кожаном
кресле.
— В данный момент, господа, — начал Ионеску, —
доблестные войска фюрера ведут сражение за главную
цитадель большевиков — Москву и не сегодня-завтра
совершат то, чего, к сожалению, в свое время не смогли
сделать объединенные силы Антанты: уничтожат
Советы. Наша миссия более скромная — способствовать
победе на территории Транснистрии.
Речь шефа сотрудники слушали молча.
— Недавно к нам поступили сведения, что
координационный центр Подполья находится в катакомбах и
возглавляет его некто Павел Бадаев, капитан, чекист
из Москвы. — Ионеску сделал паузу, скосил глаза на
оберштурмфюрера, желая увидеть, какое впечатление
произвел он на него этим сообщением.
Но Шиндлер даже бровью не повел. О посещении
Садовым сигуранцы ему стало известно от Харитона
в тот же вечер. Полковник, который ничего не знал
о двойной игре своего сотрудника, был чрезвычайно
удивлен равнодушием гестаповца.
— Уже несколько раз мы засекали работу
передатчика красных в районе села Нерубайского...
Прочесывание местности ничего не дало. Красные поднимаются
на поверхность только ночью и успевают исчезнуть
раньше, чем их заметят наши солдаты. Подобрать ключ
к их коду нам не удалось. Но есть все основания
полагать, что красный резидент передает данные
разведывательного характера, которые каким-то образом
получает из города. Есть предварительные сведения, что
в городе действует немногочисленная, но мобильная
разведгруппа большевиков...
Контрразведчики-локатиненты Жоржеску, Тылван,
Друмеш, капитан Аргир и майор Курерару, которые еще
не знали о Садовом, ловили каждое слово полковника.
Один Шиндлер сидел, не меняя позы, со скучающим
видом.
75
«Боже! — подумал полковник. — Кого только не
посылал ты мне в друзья, но такого самодовольного
позера ты послал мне впервые...»
Но полковник Ионеску ошибался, думая, что обер-
штурмфюрер невнимателен. Наоборот, гестаповца
интересовало все, о чем говорил полковник. Слушая его,