— Ну и?..
— Не нашли, поэтому поручили мне.
— Вы больше не работаете в отделе прессы,— сказал Калишер,— вы можете катиться куда угодно.
— Слушаю, сэр!— Фарадж сделал шаг назад.
Прижав руки к сердцу, Калишер с выражением самого искреннего огорчения на лице повернулся к журналистам:
— Не знаю, как мне просить прощения у вас за действия этих ребят.— И снова стремительно к Фараджу: — Немедленно снять часовых! Освободить всех!
— Но это приказ министра внутренних дел,— сказал Фарадж.
— Муина?! — с горькой улыбкой воскликнул Калишер.— Ну вот — Муин! — Он обернулся к журналистам, как бы прося сочувствия.— Человек, кончивший четыре класса миссионерской школы, отдает приказ арестовать кого? Людей, которых знает весь мир! Ну, что с них взять! Таковы, к сожалению, издержки всякой революции. Прошу вас, садитесь, пожалуйста... А вы?— без паузы обратился он к Игорю, Астахову и Мэри.— С кем имею честь?
— Я управляющий,— сказал немного растерянно Астахов.— Это мой сын. Мисс Мэри... Она тоже с нами.
— Прошу прощения, у меня деловая беседа,— сказал Калишер.
Пока Астахов, Мэри и Игорь выходили из холла, Калишер присел к столу, что-то быстро написав на клочке бумаги, протянул Фараджу:— Срочно в канцелярию премьера!—И к журналистам:— Не беспокойтесь, часовые будут сняты немедленно.
Фарадж бросился было к двери, но, сделав несколько шагов, остановился:
— Премьера сейчас нет в городе, сэр.
— Тогда к министру внутренних дел, высокочтимому мистеру Муину. Быстро! Возьмите мой «джип».
Фарадж убежал в сопровождении одного из солдат.
— Уф, жара! — Калишер положил в рот таблетку и запил ее водой из бутылки, которую взял со стойки бара.— Живу одними витаминами.— И вдруг замер:— Кто это музицирует?
— Управляющий отелем.—сказала Катлен.— Он у нас музыкант...
— Музыкант?!— удивился Калишер.— Из оркестра? Это... интересно...
— А с кем мы имеем удовольствие?— перебила его Кятлев.
— Какое уж вам со мной удовольствие,— горестно махнул рукой толстяк.— Питер Калишер, советник революционного правительства по делам печати.— Он энергично замотал головой, увидев фотоаппарат:— Нет, нет сегодня я нефотогеничен.— И снова принялся извиняться:— Простите, ради бога. Так неудобно. Они не причинили вам боли?
— Нам нет. Но вот сына управляющего, который нашел в себе смелость заступиться за женщину...— начала Катлен, глянув мельком на Морра.
— Они неплохие ребята,— кивнул Калишер в сторону часовых,— но, сами понимаете, образование— не Оксфорд. Мне только час назад сказали, что группа «Совесть мира», оказывается, находится здесь. Приезжаю с передовой, и нате вам — под арестом. Как говорил один мой друг-революционер из Латинской Америки,— кретинос! Полные кретинос! Что в переводе означает то же самое. Они хотя бы сказали вам, за что?
— Ночью мы дали телеграммы, в которых сообщили о том, что видели,— ответил Кларк.
— А что вы видели?— заинтересовался Калишер.
— Мы видели американских офицеров, инструкторов. Я думало, вы знаете об этом лучше нас.
— Ах, вот в чем дело!—посерьезнел Калишер. — М-да. Тогда их можно понять, моих дикарей. Это что же — ваше общее мнение?
— Видимо, так,— ответил Кларк.
— И ваше, мадемуазель Габю?
— В темноте, как известно, все мужчины одинаковы, но это были американцы.
— И вы, мистер Mopp?
— Хотя бы уж не орали американские команды,— сказал Mopp,— выучили бы для приличия местные.
— Они так же узнаваемы, как вы, господин Калишер,— сказал Максвелл.
— А я этого не скрываю,— обаятельно улыбнулся Калишер,— по национальности я американец, по натуре — авантюрист, а по профессии — революционер. Так сказать, Че Гевара.
— Кто?! — изумился Кларк.
— Частное лицо, занимающееся революцией.— Калишер говорил абсолютно искренне и серьезно.— И все остальные здесь, в ком вы узнали американцев,— тоже частные лица, помогающие революции. И не следует принимать их за офицеров американской армии.
— А самолеты, десантные баржи?— спросил Максвелл.— Оружие, вот эти автоматы,— кивнул он на часовых,— форма? Все это тоже частное?
— В нашем мире, к сожалению, продаются свободно не только баржи или самолеты, но даже некоторые, как я слышал, журналисты,— вздохнул Калишер.
К отелю лихо подкатил «джип». Из него выскочил Фарадж.
— ...Ну вот и ваша свобода,— торжественно сказал толстяк.