В кабинете директора ЦРУ один за другим погасли три телевизора, стоявшие вдаль стены. Директор поднялся с кресла, подошел к столу, возле которого уже собрались люди, вызванные им.
— Дайте карту,— потребовал он.
Часть стола раздвинулась, и в середине его возникла светящаяся карта островного архипелага.
— Маршрут.
На карте вспыхнула ломаная линия, обозначавшая маршрут поездки журналистов.
— Так... Когда они будут а Баланге?
— Последний день поездки,— ответил чиновник. — Утром двадцать восьмого февраля прилетают и вечером того же дня улетают
— Дернула же их нелегкая придумать эту затею, — раздраженно сказал Седьмой. — Неужели придется все отменять?
— Не знаю, кто дернул их,— спокойно ответил директор,— но нам дергаться вредно.
Он отошел от карты и, приблизившись к своему рабочему столу, сел в кресло. Откинулся на спинку, чуть прикрыв глаза, несколько секунд думал.
— Отменять операцию не будем,— сказал он наконец.— Мы просто переносим ее. Причем с выгодой для нас. Они улетят из Баланга вечером двадцать восьмого в абсолютной уверенности, надо полагать, что никакого нашего вмешательства в дела Республики Гранатовых островов нет. И вот тут, буквально через несколько минут после того, как уйдет их самолет, мы высаживаем наших людей. За сутки, пока журналисты доберутся в Нью-Йорк, умоются, побреются и прибегут на заседание Совета Безопасности, чтобы устроить свою пресс-конференцию, переворот на острове должен быть начат и закончен. Именно в этот момент они будут свидетельствовать перед всем миром, что не видели там ни одного американца. Психологически это может оказаться очень точным ударом.
— Вы превратили беду в выигрыш,— восхищенно сказал Седьмой.
— Грубая лесть — самая тонкая штука a мире,— снисходительно заметил директор. — Вы далеко пойдете, Седьмой. Даже полетите, сказал бы я.
Седьмой встревоженно вскинул глаза на директора.
— Нет, нет, я в переносном смысле,— успокоил тот. — Поскольку ситуация усложнилась, вам предстоит руководить операцией «Глобус» на месте. Вылет сегодня.
— Слушаю,— ответил Седьмой.
— Сожалею, вам, видимо, не удастся постучать там в теннис,— одними губами улыбнулся директор.
Собравшиеся и столом облегченно засмеялись, задвигали стульями.
В квартире Кларка Инга укладывала мужу чемодан.
— Ты читал сегодня в «Таймсе», этот Терни написал, будто обозревателю Кларку настолько верят телезрители, что, реши он сегодня выставить свою кандидатуру в президенты страны, его выбрали бы единогласно, — сказала Инга и засмеялась. — Ты не хочешь, чтобы я стала женой президента США? Первой леди, а? Почему тебе так верят?
— Очень просто. Я сейчас самый старый на телевидении. Каждый вечер я бываю в домах у людей. А вещи их целы. Понимаешь? Я не стою им денег и ничего у них не краду. Кроме времени, может быть. А стану президентом — придется повышать налоги и врать.
— Почему ты грустен? — спросила Инга.
— Я?— Кларк сделал большие глаза.— Просто устал.
— От усталости ты грустишь иначе. Еще не стал президентом, а уже обманываешь. Что-нибудь стряслось?
— Да откуда ты взяла?
— Ты вернешься оттуда первого марта? Не позже?
— Не позже и не раньше Нам приказано строго соблюдать маршрут и сроки пребывания. За этим, понимаешь ли, следит весь мир. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так... Чтобы знать...
— Чтобы вовремя спрятать под кровать любовника?
— Я его прячу не под кровать, а под подушку,— засмеялась Инга.
— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросил он.
— Я? Отлично А почему ты спрашиваешь?
— Хороший у нас получается разговор, — улыбнулся Кларк. — Каждый старается понять не что говорится, а почему говорится.
— Я рада, что Максвелл летит с тобой.
— Да, вспомним старое.
— А эта, как ее, Дуду... Гугу?..
— Габю,— засмеялся Кларк
— Ты смотри там. — Она погрозила ему пальцем.
— Понимаю... Смотри, но не на нее. Да, плохи твои дела, красотка,— сказал Кларк,—как известно, а Белый дом лучше всего идти с молодой подругой...
Кабинет шефа международных новостей крупного телеграфного агентства был отделен от редакционного зала стеклянной стеной одностороннего вида. Шеф мог видеть все, что творится в огромном шумном зале, беспорядочно, на первый взгляд, уставленном столами.
Там по лабиринту проходов двигался Эдвард Mopp, красавец Mopp, молодой, но уже весьма известный корреспондент.
— Привет... здорово... салют... — раскланивался он на ходу с коллегами.
— Когда летишь?
— Через час.
— Когда первая телеграмма?
— Хотел бы я знать,— пожал плечами Mopp.
— Будем дежурить круглосуточно!..
— Валяйте,— ухмыльнулся корреспондент.
— Везунчик, — сказал кто-то.
Шеф видел, как одна из секретарш перестала стучать на машинке, зачарованно провожая высокого, широкоплечего Морра взглядом.
В кабинет к директору он вошел с самым серьезным выражением лица.
— Вас все еще любят, несмотря на ваш успех,— сказал шеф, здороваясь. Он был без пиджака, рукава рубашки завернуты на одну манжету.
— Какой там успех! Просто везет с вашей помощью,— ответил Mopp.
Шеф оценил скромность
— Ну что ж, я хочу помочь вам еще раз. Вы действительно вытащили крупный выигрыш. Лететь с такой миссией на Гранатовые острова сейчас — это каждому из вас будут помнить всю жизнь. Редкий трамплин. Ну так вот.— Шеф постучал пальцами по столу, испытующе приглядываясь к Морру. — Не знаю, когда и как, но в какой-то решающий момент ваш материал оттуда должен быть первым.
— Но мы условились, что передаем все вместе, одновременно.
— Знаю, что вместе, — кивнул шеф. — Знаю, что профессиональная этика. Но послушайте меня. Если вы там откупорите серьезную новость и пришлете ее хотя бы на четверть часа раньше, чем другие,— ваше имя, а в скобочках — наше агентство отштемпелюют газеты всего мира. Оценю это не только я.— Шеф ткнул пальцем в потолок. И, показывая, что серьезный разговор окончен, улыбнулся. — Один совет старого волка. В тропиках всегда бойтесь трех местных факторов: местной еды, местных змей и местных женщин. Два последних фактора часто совпадают.