– Что с вами? – бросился к Васюкову Алехин.
– Ничего… – приоткрыв глаза, прошептал Васюков. – Рана… открылась… Уж третий день… Должно, кость наружу выходит… Мозжит, мочи нет. А тут задел костылем – аж в глазах потемнело…
– Вам необходимо в госпиталь! – с решимостью заявил Алехин, соображая, как это лучше устроить. – Насчет машины я позабочусь, вас сегодня же отвезут в Лиду!
– Нет, нельзя, – покачал головой Васюков и, зажав костыль под мышкой, поправил автомат.
– Вы что, за ребенка боитесь – оставить не с кем?
– Нет… А в госпиталь не могу! – Морщась от боли, Васюков переставил костыли и двинулся, выбрасывая вперед ногу и подпрыгивая на каждом шагу. – Сельсовет оставить нельзя.
– Почему? – Алехин, проворно открыв калитку, пропустил Васюкова вперед. – У вас заместитель есть?
– В армию забрали… Никого нет… Секретарь – девчонка. Несмышленая… Никак нельзя. Понимаете – не могу! – Опираясь на костыли, Васюков стал посреди улицы и, оглянувшись, вполголоса сказал: – Банды объявились. Третьего дня пришли в Соломенцы человек сорок. Председателя сельсовета убили, и дочь, и жену. А печать забрали…
О бандах Алехин знал, но о случае в Соломенцах не слышал. А деревня эта была неподалеку, и Алехин подумал, что в лесу, где будут вестись поиски, можно напороться не только на мины или на мелкую группу, но и на банду – запросто.
– Как же мне в госпиталь? – продолжал Васюков. – Да я здесь как на посту! Один-одинешенек – и печать передать некому. За мной вся вёска смотрит. Лягу в госпиталь, а подумают: струсил, сбежал! Не-ет! Не могу… Я здесь – советская власть, понимаете?
– Понимаю. Я только думаю: ну а в случае чего – что вы сможете?
– Все! – убежденно сказал Васюков, и лицо его сделалось злым. – Партейный я – живым не дамся!
Их нагнали две женщины, босые, в платочках, и, сказав обычное: «День добрый», пошли в стороне, несколько поотстав, – очевидно, им нужен был председатель, но говорить с ним при Алехине они не хотели или же не решались.
Близ проулка Алехин простился с Васюковым, причем тот попытался улыбнуться и тихонько, вроде виновато или огорченно, сказал:
– И какой же я председатель: образования – три класса. А никуда не денешься – другого нету!
Отойдя шагов тридцать, Алехин оглянулся – подпрыгивая на костылях, Васюков двигался посреди улицы, на ходу разговаривая с женщинами. Позади него, силясь не отстать, бежал малыш с краюшкой, зажатой в руке.
5. Чистильщик стажер, гвардии лейтенант Андрей Блинов
Лес этот с узкими, заросшими тропами и большими участками непролазного глушняка местами выглядел диковато, но вовсе не был нехоженым, каким казался со стороны, – он был изрядно засорен и загажен войной.
Разложившиеся трупы немцев в обмундировании разных родов войск, ящики с боеприпасами и солдатские ранцы, пожелтевшие обрывки газет, напечатанных готическим шрифтом, и пустые коробки от сигарет, фляги и котелки, бутылки из-под рома, заржавевшие винтовки и автоматы без затворов, сожженный мотоцикл с коляской, миномет без прицела и даже немецкая дивизионная пушка, невесть как затащенная в глубину леса, – что только не встречалось на пути Андрею.
Все это явно не имело отношения к тому, что его интересовало, – он проходил мимо, не останавливаясь.
Единственно, что на минуту задержало его внимание в первой половине дня, – старый, разложившийся труп в полуистлевшем белье, с обрывком толстой веревки вокруг шеи. Явно повешенный или удушенный – кто?.. кем?.. за что?..
Такого обилия грибов и ягод, как в этом безлюдном лесу, Андрей никогда еще не видел. Сизоватые россыпи черники, темные, перезрелые земляничины, должно быть, невероятно сладкие – он не сорвал ни одной, дав себе слово поесть досыта только после того, как что-либо обнаружит.
Однако свежих – суточной давности – следов человека в этом лесу не было. Ни отпечатков ног, ни разорванной паутины, ни остатков пищи или костра, ни погнутых стеблей или примятости, ни свежеобломанных веток, ни иных следов – ничего.
Над лесом и будто над всей землей стояла великолепная тишина. В жарком тускло-голубом небе не появлялось ни облачка. Как только он оказывался на солнце, горячие лучи припекали голову, жгли сквозь гимнастерку плечи и спину.
В полдень, присев на несколько минут в тени на берегу ручья, Андрей съел кусок консервированной колбасы с ломтем черного хлеба, напился, обмыл лицо и, перемотав портянки, продолжал поиски.