В голосе Алисы отчетливо слышалось возбуждение.
— Смотри только, не переутомляйся, бабушка. Я люблю тебя.
— И я тебя тоже люблю, моя дорогая.
Элизабет повесила трубку. И в тот же миг Амадо, перекатившись на бок, заключил ее в свои объятья.
— Ты так и не смогла уговорить Алису приехать?
— Угу. Я уже начинаю думать, что никогда больше не увижу ее.
— Знаешь ли, я не вижу причины, почему бы тебе не сесть в самолет и самой не слетать туда.
Элизабет окаменела, но взяла себя в руки и непринужденно сказала:
— Я даже могла бы и тебя с собой прихватить, как только почувствую, что с новым планом для осенней рекламы все в порядке.
Элизабет с Алисой уже обсуждали, как они будут обставлять предполагаемые визиты домой. Если Амадо не мог поехать с ней, исчезнуть на неделю не составляло труда. А Алиса оставалась бы в Фармингэме и отвечала бы на телефонные звонки. А после нескольких поездок Элизабет убедила бы Амадо, как ей тяжело разлучаться с ним.
Амадо передвинулся, скривился от боли и опустился на спину. Элизабет приподнявшись на локте, посмотрела на него сверху вниз.
— В чем дело?
— Да просто судорога, — он провел рукой по груди. — Я, должно быть, потянул мышцу вчера, когда ходил с Тони по полям.
— Хочешь, я тебе ее помассирую?
Он одарил ее плотоядной улыбкой.
— Я был бы идиотом, если бы отказался от подобного предложения.
Элизабет игриво шлепнула его по руке.
— Перевернись.
— Это не в спине, — он провел по груди рукой. — Вот здесь.
Элизабет приподнялась на колени и принялась массировать грудные мышцы.
— О-о-о-о, — протянул он. — Да, вот так, — и минуту спустя добавил: — Думаю, немного пониже. — Элизабет перешла к его талии. — Еще через минуту он сказал: — У тебя просто волшебные пальцы. Не могла бы ты теперь перейти еще чуть-чуть ниже?
Она засмеялась.
— А я как раз собиралась прочитать тебе лекцию о том, что нельзя так перегружать себя.
Он потянул ее на себя, и она оказалась верхом на нем.
— Напротив, — сказал Амадо. — Впредь я, конечно, буду работать еще усерднее. Мне и в голову не могло прийти, какая ты отличная медсестра.
Элизабет стянула ночную рубашку и принялась медленно покачивать бедрами, ритмично двигаясь навстречу его восставшей плоти. Амадо взял ее груди в ладони и большими пальцами начал ласкать соски. Потянувшись губами к ложбинке между ее грудей, он вошел в нее, и Элизабет, откинув голову назад, удовлетворенно вздохнула.
Еще через несколько минут Амадо участил ритм, и она поняла, что он вот-вот достигнет оргазма. Она пылко молилась про себя, чтобы на этот раз они зачали своего ребенка. Ребенка, который объединит их навечно.
Спустя месяц Элизабет сидела в кабинете врача, где полчаса назад ее оставила медсестра, откровенно солгав при этом, что, мол, врач придет «через минуту».
Она достала из сумочки брошюру «Бесплодие и его лечение» и принялась в очередной раз изучать ее. Раньше она и представления не имела о своем женском организме. Элизабет не могла припомнить, чтобы она когда-либо слыхала в Фармингэме хоть об одной бездетной семейной паре. Но вообще-то о вещах подобного рода люди не распространяются своим соседям.
В комнату вошел доктор Стил, погруженный в изучение папки с ее историей болезни.
— Как вы себя чувствуете, миссис Монтойя? — спросил он.
Его вопрос прозвучал слегка странно, учитывая причину ее появления здесь. Тем не менее она ответила:
— Прекрасно.
По дороге к письменному столу доктор слегка похлопал ее по плечу. Он все еще и не взглянул на нее толком.
— Как сказала вам моя медсестра, мы получили результаты рентгена.
Время, которое провела Элизабет в ожидании этого момента, казалось ей вечностью. Ее руки вцепились в подлокотники кресла, пальцы зарылись в плюшевую материю. Если бы только доктор Стил не решил в последний момент взять короткий отпуск, она бы получила эти результаты еще неделю назад. Однако все — от лаборантов до рентгенолога — не желали сообщить ей хоть что-нибудь и настаивали на том, что ей-де следует услышать «новости» от своего врача.
— Боюсь, что это даже хуже, чем я поначалу подумал, — он перелистал страницы ее истории болезни. — Обе трубы полностью заблокированы. Конечно, мы не можем знать, насколько сильно, пока не проведем исследования, но я подозреваю, что нам не понравится то, что мы обнаружим.
Элизабет вздохнула, пытаясь избавиться от кома, застрявшего у нее в горле.
— Давайте рассмотрим наихудший сценарий. Предположим, что сделать ничего нельзя... какие у меня тогда остаются варианты?
Он швырнул ее папку на стол.
— Не люблю делить шкуру неубитого медведя. Я считаю, что проще сохранять оптимистический взгляд, если мы поведем этот процесс не спеша, шаг за шагом...
Внутри Элизабет стала закипать ярость. Если бы доктор Стил назначал плату за свои штампованные поговорки по той же ставке, что и за свое врачебное мастерство, то он мог бы удвоить доходы. Да как же мог мужчина, зарабатывающий себе на жизнь с помощью несчастных женщин, быть так чертовски высокомерен с ними?
— К дьяволу этот оптимистический взгляд, доктор Стил. Я желаю знать, каковы реальные шансы на то, что я когда-либо смогу забеременеть.
Он свирепо посмотрел на нее.
— Судя по тому, что я вижу, потребовалось бы медицинское чудо, чтобы вы забеременели. Но даже и тогда я был бы удивлен, если бы вы смогли доносить плод до положенного срока.
— А это почему?
— Ваша матка чрезвычайно.
— Так в чем же тогда смысл дополнительных анализов?
Она не нуждалась в деталях: самих этих фактов было достаточно, чтобы лишить ее сна.
— Ну, что я могу сказать? Бывают и чудеса.
Для этого потребовалось немалое усилие, однако Элизабет все же удалось взять свою сумочку и выбраться из кресла, не дав ему увидеть, как сокрушило ее это сообщение.
— Я не верю в чудеса, доктор Стил.
— Со временем вы измените свое мнение. И когда это произойдет, я к вашим услугам.
Элизабет, поколебавшись, предпочла поступить так, как однажды в классе говорил один из ее учителей: тот, кто первым повышает голос, проигрывает спор.
— Надеюсь, вы обзавелись коньками? — спросила она ангельским голоском.
— Прошу прощения?
Она была слегка огорчена, что он такой умный, не сделал выпад первым.
— Ну знаете... чтобы воспользоваться ими, когда ад покроется льдом[6].
Когда Элизабет в тот день вернулась домой, Консуэла сказала, что Амадо уехал в Модесто разобраться кое с какими проблемами, которые возникли с установкой новых резервуаров из нержавеющей стали для ферментации. Он просил передать ей, что, по всей вероятности, останется там на ночь. Элизабет около часа проблуждала по дому, а потом отправилась погулять в виноградники, надеясь, что ее как-то отвлечет красота просыпающейся от зимней спячки земли. Но все оказалось бесполезно. Она не могла думать ни о чем, кроме ребенка, которого никогда уже не будет держать в своих руках.
Ах, если бы ребенок не олицетворял надежды Амадо на будущее!
Она заставила себя открыть глаза и отогнала эту мысль, которая лишала Элизабет способности действовать. Надо что-то предпринять, и как можно быстрее, чтобы не завязнуть в трясине своего горя. Есть лишь одно убежище, ее давний надежный оплот, — работа. И если она сумеет забыться, то, возможно, дотянет до конца дня, не сломавшись окончательно. Элизабет сказала Консуэле на случай звонка Амадо, где она будет, и отправилась в свой кабинет на винном заводе.
Она уже потеряла всякое представление о времени, когда услышала стук в дверь. Элизабет подняла взгляд и обнаружила, что за окнами уже темно.
— Войдите.
Майкл просунул голову в комнату.
— А я думал, что это Амадо, — сказал о н.
— Он в Модесто.
— Ну да, знаю, но когда я увидел свет, мне пришло в голову, что он все-таки решил вернуться домой сегодня, — он попятился, чтобы уйти. — Извините, что потревожил вас.