— Он выправится, — сказала она.
В первый раз после того, как он вернулся в комнату, Майкл посмотрел на Элизабет.
— Ты чем-то расстроена?
— Разумеется, нет. С чего я должна быть расстроенной?
— Не знаю.
Майкл изучал ее все внимательнее.
— Это из-за котенка, — созналась она наконец. — Он напоминает мне кота, который у меня жил. Вообще-то, честнее сказать, это я у него жила.
— Не хочешь рассказать о нем?
Элизабет застонала.
— Ты прямо как Люси. Ты должен узнать, не даст ли вам Чарлз Шульц вдвоем взяться за дело.
— Ничего не выйдет. Она дает советы любому, кто заплатит ей пять центов Я более разборчив.
Элизабет посмотрела в глаза Майкла и сердце у нее весело заплясало: незвано-непрошено вернулось воспоминание об охватившем ее чувстве, когда руки Майкла обвились вокруг нее. Она отодвинулась от него, сделав вид, что просто старается устроиться поудобнее.
— Я хочу показать тебе, что надо делать с Говардом, а потом ты сможешь позаботиться и об остальных. А я тем временем съезжу за другой пипеткой.
— Как я понимаю Говардом звали твоего кота?
— Это я так его называла, только он при этом никогда и ухом не поводил.
Когда они закончили вытирать Говарда, Майкл положил его обратно в коробку и проводил Элизабет до дверей.
— Ты уверен, что сумеешь один управиться с ними сегодня вечером? — спросила она.
— Ты спрашиваешь о моих способностях или о моих инстинктах?
— Я просто подумала, что тебе вряд ли удастся толком поспать, кормя их каждые два часа.
Майкл скорчил гримасу.
— А ветеринар ничего не говорил про каждые...
— Вот об этом-то я и подумала, — Элизабет вышла на крыльцо. — Я хотела было предложить забрать их у тебя сегодня вечером, но с учетом аллергии Амадо и того, что в коттедже ночуют Элана с Эдгаром, мне просто негде держать их. Как только кончится этот праздник, мы можем с тобой чередовать ночные дежурства. А до тех пор...
— Мы обойдемся сами. А много от них вообще бывает хлопот?
Элизабет многозначительно улыбнулась.
— Мы поговорим об этом утром.
В тот вечер Амадо вернулся домой раньше, чем рассчитывал. Еще раньше он предупредил Элизабет, что до отъезда на винный завод у них оставалось полчаса. Амадо подошел к ее спальне и остановился в дверях.
— Заходи, — сказала она.
Он улыбнулся, глядя на нее.
— Ты, как всегда, выглядишь потрясающе.
— Спасибо.
В этот вечер она надела супермодное платье: желто-лиловое до колен, довольно простого, но очаровательного покроя. Элизабет нравилось, как колышется это платье при ходьбе — так, словно оно было частью ее.
— Это Алиса помогла мне его выбрать, — сказала Элизабет — Она была уверена, что тебе понравится цвет.
— И оказалась права, — он взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. — Но, по-моему, здесь чего-то не хватает, — добавил он загадочно — Не уходи. Я вернусь сию минуту.
Амадо вернулся с упаковкой размером с небольшую коробку для круп. Она была обернута позолоченной фольгой, а к банту наверху была прикреплена свежая орхидея. Амадо протянул ей коробку.
— Поздравляю с годовщиной.
Кровь так и отхлынула от лица Элизабет. Она судорожно пыталась припомнить дату.
— Но ведь сегодня не годовщина. — Боже, Боже, не могла ли она забыть? — Нет еще.
— Я знал, единственный способ застать тебя врасплох — это отпраздновать пораньше.
— Значит, прием, который мы даем вечером, это из-за нашей годовщины?
Он выглядел безмерно довольным собой.
— Теперь я вижу, что достиг цели.
— Сверх самых твоих безумных ожиданий, — призналась она.
— Ну, открывай свой подарок.
Она распустила ленточку и увидела под бумагой ювелирный футлярчик. Она, конечно, поняла, что там найдет, и почувствовала себя неловко. Она не могла носить ни сережки, которые Амадо подарил ей на Рождество, ни браслет, присланный им в коробке с розами на Валентинов день ни элегантное колечко, которое он спрятал в торте в день ее рождения, без ощущения, что рекламирует продукцию фирмы «Де Бирс».
— Амадо, в этом нет необходимости. Я была бы счастлива и...
Он едва мог удержаться от нетерпеливой улыбки.
— Элизабет, ты сначала загляни внутрь, прежде чем говорить.
Элизабет нерешительно откинула крышку. Это оказалось еще хуже, чем она представляла. Значительно хуже. Она пыталась придумать, чтобы такое сказать, не сводя глаз с камня в центре. Существовали государства в третьем мире, годовой бюджет которых был меньше, чем цена этого изумруда, не говоря уж об алмазах, обрамлявших его, и тех, что образовывали собственно ожерелье.
— У меня нет слов, — сказала она ему.
Это, во всяком случае, было правдой.
— Можно я надену его на тебя?
— Пожалуйста. Не думаю, что мне это удастся самой.
Амадо обвил ожерелье вокруг ее шеи. Камни, касавшиеся ее кожи, были холодными. И тяжелыми.
— Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя, — сказал Амадо, разворачивая ее.
Рука Элизабет двинулась к горлу, чтобы коснуться этого изумруда. Да, подобные штучки носят кинозвезды, а не дочь Билла и Анны Кэйвоу. А потом она вспомнила о замечании Эланы на Рождество при виде Элизабет. На ней тогда были сережки, подарок Амадо. Этаким театральным шепотком, когда Элизабет проходила мимо, Элана сказала Эдгару:
— Это все, конечно, шаблон, но, честно говоря, я боюсь. Единственное, что отличает взрослых мужчин от детей, — это цена их игрушек. Очень плохо, что папа не выбрал что-нибудь такое, чтобы мы все могли этим пользоваться. Что-нибудь вроде яхты или самолета.
Губы Элизабет растянулись в улыбке, когда она прикинула, какой должна быть реакция Эланы на этот, самый последний подарок ее отца.
— Ну? — подстегнула она Амадо.
Он потряс головой, словно бы в разочаровании, но в его глазах промелькнула озорная искорка.
— Ты затмеваешь эту вещицу. С тобой ничто не может сравниться. Думаю, нам придется вернуть его.
И это мгновение с захватывающей дыхание мучительной болью напомнило Элизабет о том мужчине, каким был Амадо, когда они поженились. Да неужели это было всего год назад? Она бы с радостью отдала все камни из этого ожерелья, чтобы вернуть назад того Амадо, хотя бы на одну ночь! Отвечая на его игривость, она посмотрела на него с вызовом.
— Ты просто пытаешься отобрать у меня это ожерелье. Я же знаю всю эту официальную чепуху о том, что девять десятых судебных процессов — это тяжбы о собственности.
Амадо подошел к ней, и на какое-то мгновение она подумала, что вот сейчас он заключит ее в объятия и поцелует. Сердце ее радостно забилось, и она поверила, что этот кошмар, в котором они прожили последние три месяца, может быть, и в самом деле остался позади.
Права она оказалась наполовину. Он действительно поцеловал ее. Но губы его прижались к ее щеке, а не ко рту. Ей пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свою досаду.
— Спасибо, Амадо, — сказала она. Эти единственные слова, пришедшие ей на ум, лежали на поверхности. — Это самый прекрасный подарок, который мне когда-либо дарили.
— Носи на здоровье, Элизабет.
Прежде чем он успел отвернуться, она заметила, да-да, безусловно, печаль в его глазах, под стать ее собственной. Она хотела было спросить его об этом, но когда он опять повернулся к ней, его стальные доспехи снова скрыли его.
— Ну, пойдем? — спросил он.
— Нам надо поговорить о том, что с нами происходит.
Время явно неудачное. Элизабет понимала это, еще не выговорив этих слов. И все-таки не могла остановить себя.
— Да, — согласился он. — Только не сегодня вечером.
— Ты в самом деле так считаешь?
Он довольно долго пристально смотрел на нее, а потом, как бы уступая борьбе, бушевавшей и в нем, наклонился и поцеловал ее. На этот раз их губы встретились. Не было ни колебаний, ни сомнений в том, что он хотел ее так же сильно, как и она его. В жилах Элизабет вспыхнул огонь. Она открыла рот и поцелуй их становился все глубже, а она прижималась к мужу все теснее. Но тут поцелуй закончился так же внезапно, как и начался.