Договоры, заключенные государством с кем-либо из граждан, в особенности с теми, кто ручался (praevides, praedes) за исполнение какой-либо государственной повинности, получали обязательную силу без всяких дальнейших формальностей. Напротив того, договоры между частными лицами по общему правилу не давали права на юридическую помощь со стороны государства; кредитор находил для себя охрану только в честном слове, которое пользовалось большим доверием в среде торговцев, и в том, что при заключении сделок нередко произносились клятвы, которые нельзя было нарушить без опасения вызвать мщение со стороны богов. Законом дозволялось предъявлять иски только по брачным договорам, в силу которых отец семейства был обязан заплатить штраф и вознаграждение за невыдачу обещанной невесты, и по договорам о купле (mancipatio) и о займе (nexum). Купля считалась совершенной законным порядком, если продавец передал проданную вещь в руки покупателя (mancipare) и если одновременно с этим покупатель вручил продавцу условленную плату в присутствии свидетелей, а с тех пор как медь сделалась мерилом ценности взамен овец и быков, купля совершалась посредством отвешивания условленного количества меди на весах, которые держало для этой цели беспристрастное постороннее лицо 61 . При этом продавец ручался за то, что проданная вещь действительно составляла его собственность, и как он сам, так и покупатель были обязаны исполнить все, в чем они между собою условились; в противном случае неисправная сторона была обязана уплатить другой стороне такой же штраф, какой взыскивался за кражу. Все-таки купля давала право иска только в том случае, если при ее совершении обе стороны пунктуально исполнили все формальности; покупка в кредит не давала и не отнимала права собственности и не давала никаких прав для предъявления иска. Точно так же совершалась и ссуда: кредитор отвешивал должнику при свидетелях условленное количество меди под обязательством (nexum) возврата. Должник был обязан уплатить кроме капитала и проценты, которые при обыкновенных обстоятельствах составляли не менее десяти за год 62 . С соблюдением таких же формальностей производилась в свое время уплата долга.
Если должник не исполнял своего обязательства перед государством, то его продавали вместе со всем его имуществом; для удостоверения долга достаточно было того, что он взыскивался государством. Если же частный человек приносил царю жалобу на захват своей собственности (vindiciae) или если не уплачивался сделанный долг, то ход дела зависел от того, представлялась ли надобность в удостоверении факта (которое было всегда необходимо в тяжбах о праве собственности) или же факт был сам по себе ясен (в чем нетрудно было убедиться путем допроса свидетелей, если дело шло о неуплате долга). Удостоверение факта происходило в виде спора об заклад, причем каждая сторона вносила на случай неудачи залог (sacramentum); в значительных тяжбах, т. е. в таких, в которых стоимость иска превышала стоимость десяти быков, залог состоял из пяти быков, а в менее значительных — из пяти овец. Судья решал, который из двух тяжущихся правильно бился об заклад; тогда залог проигравшей стороны доставался жрецам на совершение публичных жертвоприношений. Затем и тот, кто неправильно бился об заклад и не удовлетворил своего противника в течение тридцати дней, и тот, чье обязательство было с самого начала бесспорным, т. е. всякий должник, поскольку он не представил свидетелей в доказательство уплаты им долга, подвергался взысканию посредством наложения на него руки (manus iniectio); тогда истец хватал его повсюду, где мог найти, и приводил его в суд только для того, чтобы заставить его уплатить долг. Арестованный таким способом должник не имел права сам себя защищать; третье лицо могло вступиться за него и доказывать несправедливость совершенного насилия (vindex); в этом случае производство дела приостанавливалось; но такое посредничество налагало на посредника личную ответственность, поэтому пролетарий не мог выступать посредником гражданина, платившего налоги. Если не было произведено уплаты и никто не являлся в качестве посредника, то царь присуждал схваченного должника кредитору, который мог увести этого должника с собой и держать его у себя как раба. Если же затем протекало шестьдесят дней, в течение которых должника три раза выводили на рынок, громко спрашивали, не сжалится ли кто-нибудь над ним, и все это безуспешно, то кредиторы имели право убить его и разделить между собою его труп, или же продать его вместе с его детьми и имуществом в чужие страны в рабство, или, наконец, держать его при себе взамен раба — так как, пока он находился на территории римской общины, он, по римским законам, не мог сделаться вполне рабом. С такой-то беспощадной строгостью были ограждены римской общиной собственность и имущество каждого от воровства и вредительства, равно как от самовольных захватов и от неуплаты долгов.
Точно так же была ограждена собственность (тех, кто не был способен носить оружие и, стало быть, не был способен охранять свое собственное достояние, как-то: несовершеннолетних, умалишенных и главным образом женщин; их охрана возлагалась на их ближайших наследников.
После смерти собственника его имущество переходило к его ближайшим наследникам, причем все одинаково близкие, не исключая и женщин, получали равные доли, а вдова получала одинаковую долю с каждым из детей. Законный переход наследства мог быть отменен только народным собранием, но, ввиду того что на имуществе могли лежать богослужебные повинности, в этом случае требовалось предварительное согласие жрецов; впрочем, разрешения такого рода, как кажется, и в раннюю пору давались часто, а в крайнем случае можно было обойтись и без них благодаря тому, что всякий мог свободно располагать своим имуществом в течение всей своей жизни: можно было передать все свое состояние одному из друзей, с тем чтобы после смерти собственника он разделил это состояние согласно желанию умершего. Древнее законодательство было незнакомо с отпущением рабов на волю.
Владелец конечно мог, если хотел, не пользоваться своим правом собственности; но этим не изменялось основное правило, что никакие взаимные обязательства не могут существовать между господином и рабом, а этот последний не мог получить в общине прав гостя и, еще менее, гражданина. Поэтому отпущение рабов могло первоначально носить лишь фактический, но не юридический характер, и владелец никогда не лишался права снова обходиться с вольноотпущенником как со своим рабом. Но из этого правила стали делать отступления в тех случаях, когда владелец обязывался предоставить своему рабу свободу не только перед этим рабом, но и перед общиной. Особой юридической формы для такого обязательства установлено не было, что и служит лучшим доказательством того, что первоначально вовсе не было никакого отпущения рабов на волю, но можно было достигать той же цели другими законными путями — путем завещания, тяжбы и ценза. Если владелец объявил раба свободным при совершении завещания перед народным собранием, или если он дозволил своему рабу предъявить против него в суде иск о свободе, или если он позволил рабу внести свое имя в список ценза, то хотя вольноотпущенник и не считался гражданином, но считался независимым как от своего прежнего господина, так и от его наследников и сначала поступал в число клиентов, а впоследствии в число плебеев. Освобождение сына было сопряжено с еще большими затруднениями, нежели освобождение раба, по той причине, что связь владельца с его рабом была делом случайности и потому могла быть добровольно разорвана, между тем как отец всегда оставался отцом для своего сына. Поэтому, чтобы освободиться из-под отцовской власти, сыновьям впоследствии приходилось сначала поступать в рабство и потом освобождаться из рабской зависимости; но в ту эпоху, о которой теперь идет речь, вообще еще не было никакой эмансипации.
По этим законам жили в Риме граждане и клиенты, среди которых, сколько нам известно, с самого начала существовало полное равенство в их частных правах. Напротив того, иностранец, если он не поступал под защиту какого-нибудь римского патрона и не жил в качестве его клиента, был бесправен как лично, так и по отношению к своему имуществу. Все, что римский гражданин отбирал у него, считалось так же законно приобретенным, как и взятая с морского берега никому не принадлежащая раковина; только в том случае если римский гражданин приобретал землю, находящуюся вне римских границ, он мог быть ее фактическим владельцем, но не считался ее законным собственником, потому что расширять границы общины отдельный гражданин не имел права. Не так было во время войны: все движимое и недвижимое имущество, какое приобретал солдат, сражавшийся в рядах армии, доставалось не ему, а государству, от которого, стало быть, и в этом случае зависело передвинуть границу вперед или назад. Исключения из этих общих правил возникали вследствие особых государственных договоров, предоставлявших внутри римской общины особые права членам чужих общин. Так, прежде всего вечный союз между Римом и Лациумом признавал законную силу всех договоров, заключенных между римлянами и латинами, и вместе с тем устанавливал для них ускоренный способ гражданского процесса через присяжных «восстановителей» (reciperatores); наперекор римскому обыкновению возлагать решение всех тяжб только на одного судью этот суд состоял из многих лиц и в нечетном числе и представлял нечто вроде коммерческого и ярмарочного суда, состоявшего из судей обеих наций и одного председателя. Они разбирали дело в том месте, где был заключен договор, и были обязаны окончить разбирательство не более чем через десять дней. Формы, внутри которых вращались отношения между римлянами и латинами, конечно были общими для всех и точно такими, какие были установлены для сношений между патрициями и плебеями, так как манципация и заемное обязательство (nexum) первоначально были не формальными актами, а наглядными выражениями тех юридических понятий, которые господствовали по крайней мере повсюду, где был в употреблении латинский язык. Иначе и в другой форме велись сношения с заграничными странами. Как кажется, еще в раннюю пору были заключены с церитами и с другими дружественными народами договоры о торговых сношениях и юридических порядках, и было положено основание тому международному частному праву (ius gentium), которое мало-помалу развилось в Риме рядом с его гражданским правом. Это развитие правовых отношений оставило после себя следы в замечательном установлении так называемой «передачи» (mutuum от mutare, как dividuus от dividere) — такой формы займа, которая не заключалась, как nexum, в ясно выраженном перед свидетелями признании долга со стороны должника, а состояла в простой передаче денег из рук в руки и, очевидно, была обязана своим происхождением торговле с иноземцами, между тем как nexum возникло из долговых сношений между туземцами. Поэтому достойно внимания и то, что это слово встречается в сицилийско-греческом языке в форме μοῖτον, с чем находится в связи и воспроизведение латинского carcer в сицилийском καρκαρον. Так как языкознание не позволяет сомневаться в том, что оба эти слова были по своему происхождению латинскими, то их появление в сицилийском местном наречии служит веским доказательством таких частых сношений латинских мореплавателей с жителями Сицилии, которые нередко заставляли этих мореплавателей занимать у туземцев деньги и подвергаться общему во всех древних законодательствах последствию неуплаты долга — тюремному заключению. Напротив того, название сиракузской тюрьмы «каменоломня», или λατομὶαι, было издревле перенесено на расширенную римскую государственную тюрьму — lautumiae.
61
В своей развитой форме манципация без сомнения существовала после введения сервиевой реформы; это видно из того, что выбор предметов, которые могли быть законно проданы, клонился к упрочению земледельческой собственности; это подтверждается и преданием, так как оно приписывает Сервию изобретение весов. Но происхождение манципации должно быть отнесено к гораздо более древним временам, так как первоначально установленные ею формальности были применимы только к таким предметам, которые можно захватить руками; поэтому она должна быть отнесена в своей древнейшей форме к той эпохе, когда имущество состояло преимущественно из рабов и скота (familia pecuniaque). Поэтому перечисление предметов, которые можно приобретать посредством манципации, должно быть отнесено к числу сервиевых нововведений, а самая манципация, равно как употребление весов и меди, более древняя. Манципация без сомнения первоначально была общей формой купли, и ее формальности исполнялись даже после сервиевой реформы при покупке всякого рода вещей; предписание непременно исполнять формальности манципации относительно купли некоторых вещей было впоследствии ошибочно истолковано так, что только эти вещи можно было приобретать посредством манципации, но никакие другие.
62
А именно за десятимесячный год — двенадцатая часть капитала (uncia), стало быть, за десятимесячный год 8⅓ %, а за двенадцатимесячный 10 %.