– Ты всегда сидишь в коридоре перед усыпальницей с саркофагом Сонотепа, верно?
Мона кивнула:
– В районе полуночи, обычно до часа ночи.
– Этого хватило бы. Рано или поздно рама засосала бы тебя и сделала из тебя… часть картины. По крайней мере, из твоего тела. А душа бы при этом… – Он изобразил рукой полет и присвистнул, Мона лишь скривилась. – И она бы законсервировала твою магию. Знаешь знаменитый «Крик» Мунка? – Снова эта широкая ухмылка. Она только оскалилась. Неудивительно, что произведение искусства так завораживало посетителей.
– Вот дерьмо. Но ты же сможешь разобраться с рамочной проблемой?
– С удовольствием. Но сперва я хочу узнать, что ей известно, – прошипел он, и рама тут же заскулила от страха. – Сокровище мое, у тебя же наверняка есть наушники? Думаю, пора чуть-чуть оглушить твои ушки металом.
Мона понимающе кивнула и поспешила в гостиную. Есть парочка подходящих песен для таких моментов, и девушка постаралась найти идеальную. К ее собственному удивлению, она выбрала одну из демозаписей Бориса, и у нее в ушах заорал вампир. В то время как ведьма занималась пастой, Бальтазар устраивал раме разнос. В буквальном смысле. Дерево раскололось на четыре части. К сожалению, она не услышала ничего из разговора между демоном и банши. Периодически Мона оглядывалась через плечо и видела неприкрытую ярость на лице Бальтазара. Какой странный вечер.
Пока у нее загустевал соус, архидемон общался с банши за ее кухонным столом. Увидеть это призрачное существо ей, к сожалению, не удалось, должно быть, оно забилось в какую-то часть рамы, где теперь и сидело. Только слабая аура указывала на то, что в эти куски дерева что-то вселилось.
А потом обломки загорелись. Мона подпрыгнула. Не то чтобы она будет горевать по банши, но каким-то наистраннейшим образом этот дух все же спас ей жизнь. Обрести покой через огонь – путь явно не из приятных. Осталась лишь кучка пепла на кухонном столе. Бальтазар дал ей знак снять наушники, после чего встал и потянулся к ручному пылесосу, висящему на стене на зарядной станции.
– Ты серьезно?
– Ну, в этой пыли я точно есть не буду.
– И ч-что она сказала?
Закатив глаза и вздохнув, он предпочел сначала убрать остатки проклятой рамы. Частицы магической реликвии исчезли в мешке пылесоса, и, когда Бальтазар сдул последнее пятно от золы, Мона с отвращением поморщилась. Наверняка она что-то из этого вдохнула.
– Банши целую вечность ждала на складе какого-нибудь несчастного случая с ящиками. Эти создания вообще очень упертые, если выберут себе гнездо. Но потом они собрали для вас коллекцию реликвий, и она заметила проклятие, – объяснил он.
– А больше она ничего не заметила?
– На самом деле рама уже какое-то время лежала распакованной.
– Не самая полезная информация.
– Ммм, – задумчиво протянул демон. В голову Моны вновь закралось ужасное подозрение. С другой стороны, самые страшные вещи случались с ней, когда она чувствовала себя в безопасности. Может, ее опасения улучшали карму?
– Хочешь сказать, что ее подсунули нам из-за… из-за меня? Профессор заказал раму для моего коридора…
– Для этого необходимо очень много знать о музее и о том, как вы работаете, не так ли?
– Т-тот вампир во время взлома тоже это знал. Думаешь, он хочет отомстить? – Она впервые озвучила то, что уже какое-то время крутилось на задворках ее сознания. Мона отмахивалась от него и убеждала себя, что тогда в парке у нее разыгралось воображение, что слова вампира после взлома ничего не значили, но…
– Займись лучше соусом. По-моему, ты собиралась приготовить мне что-то поесть? Судя по запаху, оно немного пригорело. – Бальтазар кивнул в сторону плиты.
Мона испуганно повернулась к кастрюльке. Кипящая каша в нем явно не была ее знаменитым особым соусом. Позади нее раздался смех, и она бросилась спасать томатное безобразие с помощью специй и дополнительной жидкости. По крайней мере, о макаронах можно не беспокоиться, они ждали, когда она бросит их в кипящую воду, – уж они получатся во что бы то ни стало. Этот день не мог стать еще более странным.
Что ж, на самом деле она прекрасно знала – жизнь постоянно преподносила ей уроки на эту тему – к чему приводили такие мысли и какая у нее судьба. Потому что как бы глубоко она ни падала, перед ней всегда открывалась дверь в подвал, чтобы Мона опустилась еще ниже.