Мона почти никого не любила так сильно, как эту мускулистую девушку, в удушающем захвате которой плакал не один отморозок. Сама Мона отличалась скорее слабым темпераментом. Но прежде всего она была чересчур дружелюбной. В Амелии же, наоборот, кипела энергия десятерых, а в случае необходимости она действительно могла пробить головой стены или парочку других голов. Чего бы Мона ни отдала за то, чтобы ее лучшая подруга сейчас оказалась рядом.
Профессор Копролит, что-то напевая, сновал по своей мастерской, и к этому моменту на столе собралось гораздо больше артефактов. Все они относились к экспозиции Сонотепа, и Мона впервые смогла взглянуть на табличку с проклятием. У нее уже была копия иероглифов, ей заранее прислали их, и несколько книг. К сожалению, она мало что поняла. Кроме того, экземпляр текста ей явно сделали на древнем копировальном аппарате. Перевод отсутствовал. Абсолютно ясно, что на этой работе Мона стала кандидатурой на крайний случай.
– Ты здесь, чтобы следить за ним. Спокойно спрашивай все, что хочешь знать.
Мона прикусила губу и тут же об этом пожалела, потому что даже у стойкой черной помады есть свои пределы. По языку растекся привкус косметики.
– Эти рисунки, они необычные. В смысле, я знаю иероглифы. Я какое-то время училась в Египте… но вот это… что это такое?
– Утенок.
– Ммм… – вырвалось у Моны, и она почувствовала, что у нее открывается рот.
– Он означает «плавать». Это же довольно очевидно. – Костлявый палец указал на символ.
– Тогда… это пузатое U и закорючки, ванна и… он играет с пищащим утенком?
– Ну, пищал ли он, я не в курсе. – Профессор засмеялся. – Но здесь видно слугу, который имитирует звук. А о самом звуке специалисты спорят до сих пор. Как правильно: «наг-наг» или «нак-нак».
Мона в замешательстве схватилась за голову.
– И… и как это связано с проклятием?
– Это правда очень увлекательно. В этом отрывке говорится о божественном благословении. Мамотар и Папотеп хотели сделать сильнее своего слабого сына: тому больше всего нравилось проводить время, мастеря деревянных человечков.
– Что, простите?
Профессор, кажется, был разочарован ее вопросом. Он подбоченился и укоризненно покачал головой:
– Ну, ты что, в детстве не играла с каштанами?
– Понятно… – У Моны в голове застряла картинка египетского принца, возившегося со спичками и орехами. Интересно, у него так же слипались пальцы, как у нее раньше? В Древнем Египте вообще росли каштаны?
– Так или иначе, он не обладал задатками воина. Сонотеп был худеньким юношей, совсем слабеньким – что умом, что телом. Родители умоляли бога даровать ему сил, чтобы из него наконец получилось что-то путное. Увы, нам неизвестно, какому именно богу!
– Сила бога, вау! А потом Сонотеп стал ею злоупотреблять, и на него пало проклятие, – сделала вывод Мона и кивнула.
– Что?
– Ну, он неправильно пользовался силой.
Профессор весело рассмеялся:
– Ах нет. Не он. У парнишки определенно были мозги набекрень.
Картинка у Моны в голове изменилась, в памяти всплыло воспоминание из детского сада. Один мальчик тогда попал в реанимацию, потому что сунул спичку себе в глаз и почему-то из носа у него торчал маленький каштан.
– В любом случае все пошло не по плану.
Теперь Моне и вправду стало любопытно.
Профессор радостно усмехнулся:
– Тем вечером, когда его собирались наделить силой бога, Сонотеп поскользнулся в купальне, разбил голову и умер.
– О… как жаль. – Фантазия перестала быть веселой, и Мона невольно потянулась рукой к затылку.
– Да, очень досадно, не так ли? Ходят слухи, что его смерть была предопределена. Один из тех, кто раскапывал гробницу, поскользнулся на тряпке и тоже ударился затылком. Позже, когда Сонотеп спал в своем первом музее, похожим образом умер один из ночных сторожей.
Сейчас Мона чуть сильнее прижала руку к голове, но в проклятии гробницы сомневалась. Они действовали конкретнее, а все, о чем рассказывал профессор, больше походило на типичный бытовой несчастный случай.
– Но ведь его настоящее проклятие… – начала она, однако ее тут же оборвали.
– Да. Его мать жутко взбесилась, когда он просто взял и умер, и прокляла его.