– Он висел в шкафчике! – воскликнула она, и тревога Бена уступила место растерянности. Он склонил голову набок.
– Что?
– Эм, ну… в виде… летучей мыши! Он просто там висел!
– Я просто спал, – обиженно пожаловался Борис, который снова вошел в комнату и уселся за свой письменный стол. Он торопливо вонзил один клык в крышку бутылки и тут же отвлекся. Наблюдать за тем, как пьют вампиры, крайне неловко. Было более чем заметно, как сильно им нравилась красная жидкость. Вампирское порно с многоразовой бутылкой. Ладно, Мона как-то встречала нечто подобное в интернете, но тогда речь шла не о напитках. Она вздохнула.
– А почему он здесь спит? – повернулась она к Бену.
– Они его вышвырнули. – Здоровяк небрежно пожал плечами и шагнул к собственному шкафчику.
– Что? Вышвырнули?
– Его родители, ну, ты же знаешь, он жил там только из-за распоряжения ведомства. Но им надоело, и они выгнали его из склепа. – Послышался писк, Бен вытащил резинового утенка и сел с ним перед своим столом.
– Из замка! Я жил в замке! Не в склепе, но и это тоже, – вставил Борис.
– Хорошо, значит, из замка, но ты все равно спишь в гробу.
– Я бездомный, лишенный крова, изгой, одинокий, проклятый. – Борис драматично уронил голову на стол. Обеспокоенная Мона прислонилась к столу рядом и попыталась погладить его по непослушным волосам.
– А что произошло? – спросила она.
Испустив протяжный несчастный стон, Борис повернул к ней голову. Вид у него был жалкий, но относительный румянец и привычная синева глаз постепенно возвращались.
– Они считали, что все идет слишком медленно. Я уже семьдесят лет работаю в музее из-за… ну, ты в курсе, по принуждению. У них закончилось терпение.
– Мм, никогда не думала об этом. На самом деле это довольно большой срок для наказания.
Он шумно фыркнул:
– Я сам в этом виноват. От меня требовалось просто пройти тест на определение пригодности, чтобы опять получить право жить самостоятельно, но… ах, сам не знаю. Мне все время не хватало сил. Нежизнь парализует меня, Мона. А теперь… теперь я… теперь я живу в шкафчике! – С каждым предложением он говорил все более драматично, а из горла вырвался всхлип, когда он снова уткнулся головой в столешницу.
– Мы с этим разберемся. Смотри, это же тест на способности, а у тебя теперь есть я. Я знаю, как это устроено, мы можем потренироваться… и тогда будет уже не так сложно взять себя в руки, – постаралась поговорить с ним Мона, выбитая из колеи сложившейся ситуацией. Она осторожно положила руку ему на плечо.
– Спасибо, – глухо прозвучало из-под копны волнистых волос.
– Но, Борис? Т-тебе нельзя спать здесь, в шкафчике. О нарушениях нужно официально докладывать, иначе возникнут проблемы с ОВО, – тихо напомнила она, и тот опять сразу напрягся.
– Какой позор, какая трагедия, – пробормотал он. И почему только эти два ночных охранника всегда вызывали у Моны рефлекторное стремление помочь? Она подвинула свой стул и села около расстроенного Бориса.
– Если хочешь, завтра пойдем туда вместе, мне надо пройти ежемесячную аттестацию, и благодаря работе в парке в прошлом месяце они от меня в восторге! А ты ведь помогал, это я тоже отметила в отчете.
Большие, наполнившиеся слезами глаза сверкнули, глядя на Мону, а потом Борис выпрямился, чтобы обнять ее. От холодного тела она слегка вздрогнула, но ответила собственным теплом, и тихо всхлипывающий Борис прижался к ее плечу.
– Если они куда-нибудь меня отправят… далеко от вас… – начал он.
– Здесь для тебя найдется пристанище и кто-нибудь, кто будет за тобой присматривать. Город же большой, – постаралась успокоить его Мона. – И-и минимум с твоим тестом на пригодность… мы справимся! Но, Борис, лучше тебе пока спать где-нибудь в другом месте. Не в шкафчике. Музей – не приют. Ты не можешь пойти к Бену?
– В стаю? Пожалуйста, не надо. У него четырнадцать младших сестер, они сделают из меня шашлык. К тому же там повсюду окна.
– Я, к сожалению, не могу полностью затемнить свою квартиру, но у меня есть место в подвале и…
– Беру!
Сказано – сделано. Рано утром Бен на своем старом фургоне Volkswagen привез Бориса вместе с гробом к Моне, и они затащили древнюю деревянную штуковину на подвальный этаж ее дома. Впрочем, гроб был не самой необычной вещью в этом подвале. Бен снова умчался, а Мона провела последние минуты перед рассветом, сидя с Борисом на его гробе.
– Разве он не скрывает тебя от солнца? – поинтересовалась она, указав на прогнившее дерево.
Он пожал плечами:
– Этой штуке уже пятьсот лет, не знаю, насколько доски плотные. А подвал означает двойную защиту. Хах, как же здорово было забрать свой старый гроб и просто уйти от отца. – У него на губах заиграла улыбка, и Мона могла бы поклясться, что даже уши Бориса слегка порозовели. У бледных немертвых всегда легко заметить смущение.