Они попали в тесную узкую комнату с несколькими стульями вдоль стены. Мона тут же получила номерок очереди у автомата и села. Кроме них, на третьем стуле, стоявшем ближе к лестнице, лежала только куча тряпья.
– Добрый вечер! – вежливо поздоровалась Мона, и из кучи донеслось хриплое бульканье. По-зомбийски это означало: «Вам тоже». Улыбаться было не обязательно: сверток размером с набивной мяч вряд ли ответит или увидит этот жест.
– Номер 44! – проскрипел древний динамик на стене, и куча ткани скатилась со стула, подкатилась к лестнице, хрипло выругалась, после чего, ступенька за ступенькой, запрыгала наверх.
– У нас 45, – объявила Мона и показала Борису обрывок бумажки с цифрой. Тот задумчиво кивнул. Его мысли витали где-то далеко отсюда, скорее всего, он думал о негативных последствиях, которые могли его ожидать. Им предстояло найти для него новое пристанище, а без родителей ему требовался соглядатай от ведомства. Мона догадывалась, кто им станет. Но так как она и так уже заботилась о нем, фактически ничего не изменится. Тем не менее она чувствовала себя неуютно при мысли о том, как много стояло на кону для ее друга. Ведомство очень строго обращалось с нечистью, так что переподготовка – это самое безобидное, что ему грозило. Запирать они его не станут – наверное, – разве что только временно. Мона сглотнула.
Белое помещение, где они ждали, было абсолютно пустым, если не считать старомодный календарь со щеночками. В углу стояла ваза с засохшими цветами, а несколько следов от зубов и когтей на ковре свидетельствовали о недовольных посетителях.
Всего один человек, точнее, существо перед ними, и им все равно пришлось ждать два часа. С каждой минутой Борис волновался все сильнее, а когда он постукивал ногами, вибрировал весь пол.
Наконец они услышали наверху звук открывшейся двери, и меньше чем через три секунды вниз по лестнице с грохотом скатился комок ткани. Ударившись об пол, он громко выругался и с относительным успехом пополз к выходу.
– Номер 45!
Борис нервно вскочил, в то время как Мона встала очень медленно. У нее болели ноги, и она с наслаждением потянулась.
– Все будет хорошо, – попыталась немного успокоить его она, и у Бориса судорожно приподнялись уголки рта. Деревянной походкой он направился вверх по ступеням в следующий коридор. Там Мона вежливо постучала в дверь.
– Войдите! – раздался почти такой же пронзительный голос, как из динамика. Она медленно открыла скрипнувшую деревянную дверь и вместе с Борисом протиснулась в крохотный кабинет. Комната оказалась не шире, чем дверь, зато очень длинной. От стены до стены помещение перегораживал письменный стол, перед ним стояло два стула. Позади худощавой блондинки с убранными в пучок волосами до самого конца комнаты громоздились шкафы для документов. Из окна в конце кабинета тянулась полоска света, все остальное освещали неоновые лампы. Тут было тесно и неуютно, к тому же подозрительно пахло курятником. Мона не сразу заметила голубей на шкафах, даже под столом и на коленях у сотрудницы. Борис нахмурился и слегка наклонил голову, удивленно глядя на женщину, фигура которой казалась неестественно узкой, как это здание. Монитор с лучевой трубкой занимал почти весь стол, на другой стороне высилась стопка папок и документов. Не будь женщина настолько худощавой, вряд ли бы она вообще смогла выглянуть из-за всего этого беспорядка. Мона тихонько кашлянула.
– Добрый вечер, я звонила и договаривалась о двойной встрече. Я здесь с господином фон Гоненцоллерном, – она указала на Бориса.
Дама за столом немного вытянулась, ее и без того длинная шея еще увеличилась в размере, а крупный тонкий нос сморщился. Она выглядела как растянутое в фоторедакторе изображение, лишь круглые очки не вписывались в картинку. Медленно, с пренебрежительным видом она их опустила и долго смотрела поверх очков на Бориса.
– У меня есть ваши документы, да! – Голос словно пробивался из рации. Значит, в паршивом качестве звука виноват не динамик. Обычно Мона имела дело с изможденным старичком, тоже колдуном, но он не отвечал за вампиров. Именная табличка на столе сообщала, что сотрудницу звали Сабина Сабинсен.