Сентябрь был месяцем окрыленности: я поняла, что ты мне нужна, и ходила, не касаясь земли ногами, и подолгу сидела у окна, вспоминая наши беседы и твой взгляд, и ту родинку... Мои картины были лучше прежнего, продажи возросли, меня пригласили на выставку - но это больше меня не радовало.
Октябрь начался дождями, сырой ржавчиной тишины. Мне почему-то стал часто вспоминаться твой голос: невысокий, осенний - так бы я его обозначила. Мне не хватало именно твоего голоса.
И сейчас не хватает.
Мерить шагами комнату - так мечется по клетке разъяренный зверь. Густые волосы Моны, блеском золота на солнце; блеск розовых губ со вкусом белого меда; движение тонких пальцев по окружности моего твердеющего соска; холодная золотая цепочка на белой и тонкой шее - и теплая кожа ее под моими губами - ничего этого не было никогда.
Кожа ее светлая, белая кожа, встречающая губы мои тонкой голубой жилкой, мерной пульсацией!
Дверь. Вижу каждую ночь во сне, как она открывает дверь, как входит и опускается на колени, лицо ее на уровне моей подушки, а сердце мое гулко бьется: она - она! - здесь - со мной. Как я долго ждала этого: губы ее, большие и розовые - и влажные губы там, внизу, к ним тянется моя рука. Там так горячо, там расцветает благоухание горячих морских кораллов. Солоно, горячо - сочится как кровь, и открыта - рана (ведь ничего обнаженней, чем рана). Давай же, вспыхни...
Сочится набухшее небо серыми дождями. Уносит мою печаль. День закусывает свой хвост, как змея - горчично-желтый, вчера как сегодня. Ставлю чайник на плиту, что-то жую, - сны мои унеслись, до следующей же ночи еще далеко. Раздражают волосы - убираю в высокий хвост, чтобы ни один не выбивался, не щекотал виски и щеки.
Сколько дней уже тянется октябрь? Восемь? Двадцать? Какая разница!
Я хожу, как сомнамбула, из своей квартиры в студию и обратно, ко мне приходят люди - одинаковые, как близнецы; позже перебираюсь в студию (благо, условия располагают). Пишу все время, с утра до ночи, когда нет заказов - пишу пейзажи - ее красками. Кажется, она стала моим помешательством. Губы ее - тропическая бабочка, которая вот-вот вспорхнет с цветка орхидеи.
Бросаю взгляд на календарь - четырнадцатое октября. Смотрю на часы - девять пятнадцать. Позвонила клиенту, назначила встречу. Клиент - видный начальник чего-то там, лысоватый, стареющий, хочет повесить свой портрет в кабинете и хочет потому, чтобы портрет был «монументальным».
Повесив трубку, сажусь в кресло и погружаюсь в мечтания.
Однажды это обязательно случится: осень расщедрится, и впустит ко мне солнце самыми теплыми, последними своими лучами. Перед этим осень затянется на года - но однажды в дверь постучат - и тогда уж мне будет не до испуга. Тогда я не буду бояться, я...
В дверь постучали. Я отложила газету и встала из кресла:
- Войдите.
Высокая девушка в очках и шарфе. Она сняла очки - и ноги мои подкосились. Я села в кресло. Мона, неужели это ты... Как в странном сне я вижу себя со стороны: она приближается ко мне, свежая, светлая орхидея, приближается и садится напротив, вся в белом и сером, и розовом, точно призрак, и сама вся как призрак белая, а я стою оторопевшая, комната оглушена ударами моего сердца... Ее цветочные духи заполняют комнату ароматом весны. Губы ее, налитые и розовые, раскрываются:
- Здравствуй, Рита. - я закусила губу, услышав ее голос. Янтарный, теплый. Она расстегивает пальто, и там, в вырезе бледно-розового платья, поднимается и опускается грудь. - Я приехала издалека! Боже, сколько у тебя заказов... - она окинула взглядом студию. Лица смотрели на нас - все разные: Мона вернула им их различия. А я молчала, не зная, что сказать. Она не замечала моего волнения, она была игрива и весела:
- У меня новость! Теперь я переезжаю во Францию.
- Францию? - только выдохнула я.
- Да, и через месяц у меня свадьба. Что же ты молчишь, Рита? Ты, должно быть, так рада за меня, что потеряла дар речи. - она щебетала янтарно, нежно, как майская птичка. - Ну же, перестань кукситься! Я так долго не приезжала только потому, что налаживала личную жизнь.
- А кто... жених? - я понемногу приходила в чувства.
- Жених - мой новый художник, Николя Дюбуа. Вряд ли ты слышала о нем, хотя он известен в определенных кругах...
- И правда, не слышала...
Мысли мои ревниво ощетинились: почему он, почему он? Наверное, какой-нибудь авангардист, или псевдоавангардист, или, может быть, любитель какого-нибудь там любитель граффити!