Номер мне отвели на пятом этаже, с огромной ванной и видом на океан. Я выглянул в окно и увидел бронзовые тела на золотом песке.
Тихий день, жаркое солнце, освежающая вода. Что еще можно пожелать для полного счастья. На пляже я задержался надолго. К тому времени ряды загорающих поредели. Толстяки средних лет из Нью-Йорка уже намазались кремом от ожогов, переоделись в кричащие рубашки и шорты и отправились играть в кун-кен на веранду. Солнце уже зацепилось краем за горизонт.
После обеда я пошел в варьете. Звездой шоу была грудастая певица, которая вживую пела еще хуже, чем на пластинках. Но комик действительно повеселил меня, да и музыканты играли вполне пристойно. Спиртное стоило дорого. Но меня это не волновало. Когда придет время платить по счетам, Мона будет со мной. И денег у нас будет выше крыши.
На том суббота и закончилась. За ней последовали воскресенье, понедельник, вторник. Кожа у меня потемнела, мышцы стали еще рельефнее — я много плавал. В понедельник я заглянул в тренажерный зал, поработал на снарядах, потом пошел в сауну. Здоровенный поляк пятнадцать минут делал мне массаж, и с его стола я встал другим человеком. Все у меня было хорошо.
В среду я начал ее ждать. Вторую половину дня просидел в холле, каждые десять минут бросая взгляд на регистрационную стойку. Со дня убийства прошла неделя, и она могла появиться в любой момент. Ее приезду уже ничего не мешало. Пресса об убийстве практически забыла, лишь «Таймс» иной раз давала крошечную заметку о продолжающемся расследовании на одной из последних страниц. Так что я ее ждал.
В четверг она тоже не приехала, и я начал выказывать нетерпение. Я же сказал ей, через неделю, максимум, через десять дней. С устранением Брассара все прошло на удивление гладко. Так чего тянуть? Все ясно и понятно. К черту игры в секретность. Я хотел, чтобы моя женщина была при мне.
Она не объявилась и в пятницу.
Вечером я крепко набрался. Сидел у стойки бара и опрокидывал один стаканчик бурбона за другим. Коридорный помог мне доплестись до номера, а утром я проснулся с тяжеленным похмельем.
Пошла моя вторая неделя в Майами-Бич. И никаких следов Моны. Я просидел в холле весь день, но так и не увидел ее.
Меня прошиб пот. Я уже встал, чтобы подойти к регистрационной стойке и спросить, не забронировала ли она номер, но в последний момент сообразил, что делать этого никак не следует. Поэтому отправился в ближайший бар и заказал «коллинз». Там же нашелся и телефон-автомат. Я позвонил в отель «Эдем Рок» и попросил соединить меня с миссис Брассар.
— Один момент, — ответила телефонистка. Пауза, потом недоуменный голос. — Извините, но в отеле такая не проживает.
— Если вас не затруднит, узнайте, не забронировала ли она номер.
Ее это нисколько не затруднило. Она связалась с регистрационной стойкой и выяснила, что миссис Брассар номер в отеле «Эдем Рок» не бронировала.
Я вернулся к стойке и опрокинул стаканчик. Потом вновь прошел к телефону. Может, она забыла название отеля? Может, в «Эдем Рок» не нашлось свободных номеров? Я обзвонил полдюжины самых больших отелей. «Фонтенебло», «Американа», «Шерри Фортенак», «Мартиник», названия еще двух забылись. Всякий раз сначала я просил соединить меня с миссис Брассар, потом спрашивал, не забронировала ли она номер.
Но найти Мону мне не удалось.
Я понимал, что все это не случайно, что разгадка этой головоломки есть, надо только хорошенько подумать. Я ломал и ломал голову, но не находил удобоваримого ответа. И внезапно понял, каково быть крысой в лабиринте.
Миновали вечер и ночь, утром я отправился на пляж, чтобы солнце выжгло из меня и горечь, и тревоги. Я плавал, спал, ел и пил. Так прошло воскресенье.
В понедельник встал поздно. Спустился позавтракать и уже направлялся к лифту, когда меня окликнул портье.
— Мистер Марлин…
Я мог бы прикинуться, что не услышал его. Но счет мне все равно вручили бы, так что оттягивать неизбежное на час или день не имело никакого смысла. Я полагал, что денег мне пока хватит. Подошел к стойке. Он встретил меня белозубой улыбкой.
— Ваш счет, — и протянул мне сложенный желтый листок.
Я доказал, что тоже знаком с хорошими манерами, сунув листок в карман, не взглянув на итоговую сумму.
— И письмо, — добавил он, передавая мне конверт. Вот тут сработал рефлекс, потому что и письмо последовало за чеком, хотя мне безумно хотелось разорвать конверт, едва он попал в мои руки.