Хозяин дома ответил:
– Уж потрудись, покойница в доме, гостя не смогу разместить. Сейчас почитай, а завтра снова приходи, заплачу, и харчей в дорожку получишь. До монастыря пару часов ходьбы, а если поторопишься, то и быстрее доберешься.
Услышав о еде, Фома обнадежился и стал вытаскивать книги из котомки, начиная готовиться к молитвам.
Покойница лежала на кровати – молодая женщина, с красивыми чертами лица, длинными волосами и каким-то странным цветом кожи, как будто у живых. А совсем рядом стоял добротно отделанный, закрытый гроб.
Люди постепенно разошлись, стемнело, муха перестала жужжать и биться в окно, упав в ведро с водой и барахтаясь там в надежде выбраться. В комнате воцарилась бы мертвая тишина, если бы ее не пронизывал унылый гул, исходящий от Фомы, что второпях читал одну за другой строчки из книг. Муж покойницы сидел рядом и внимательно слушал. Спустя несколько часов Фома произнес последнюю молитву и перекрестившись громко захлопнул тяжелую книжку, от чего поднялась пыль, и монах громко чихнул.
– Все, брат Петр! Пора мне! – засовывая книгу второпях в сумку.
Хозяин выдал монаху сверток с едой, и проводя за ворота, произнес:
– Завтра утром жду тебя, отец, пораньше приходи, не придется ночью по лесу бродить!
Фома торопился как мог, на ходу отрывая шмат хлеба, заедал кольцом колбасы, подумалось:
«Хороша, с дымком! Надо бы успеть слопать, наместник еще увидит или Никодим, авось завтра и не отпустят».
Минув деревню, подошел к лесу, у первого дерева остановился и вздохнул:
– Луна, слава богу! Дорожку бы не потерять.
– А это еще что, тьфу…
– Мать честная, да что там в этой колбасе, – разглядывая сочное домашнее кольцо в свете луны.
Присмотревшись, впотьмах обнаружил внутри сочных белых червей, что, не спеша ползали и тоже, видимо, подкреплялись перед сном.
– Вот тебе Фома и провизия, вот тебе монах – благодарность! – швырнув оставшийся кусок изо всех сил в дальний куст.
Кусок плюхнул, словно упал в воду.
– Что еще за вода, отродясь тут не видал ни озера, ни реки? – свернув с дорожки, что освещалась лунным светом, направился в сторону звука.
Пролез через колючие кусты, затем сквозь густой камыш. Неподалеку послышался смех.
– Это еще кто, посреди ночи в лесу? – пробирался дальше в потемках.
Смех приближался, стало отчетливо слышно девичий голос, что задорно хохотал. Взобравшись на пригорок, высунул голову за камышовые заросли и увидал купающуюся девицу, что плескалась в воде.
– Что за диво-о-о эдакое? – прошептал монах, почесывая скудную бороденку.
Нагая девушка играла с водой, но веселье ее было странным, вода неестественно поднималась и заключала ее в объятия, затем красавица шлепала по ней, отчего волна еще пуще вздымалась и падала каплями вниз. Приглядевшись, Фома опомнился и прошептал:
– Какие еще движения вод, когда ветра нет, а волна прямо как живая! Что за чертовщина?! Нужно топать отсель, пока не заметила меня, – не сводя глаз с девичьего тела, попятился назад и оступившись, кубарем покатился с края пригорка прямо в воду.
Плюхнувшись в озеро, оказался спиной на отмели, лишь голова да сапоги торчали на поверхности, а совсем рядом у камыша, лежало кольцо колбасы.
– Все из-за тебя, негодная ты снедь! И как я теперь в монастырь явлюсь в эдаком виде?
Волна застыла, а обнаженная чаровница тоже остановилась, уставившись на Фому.
Не прошло и минуты, как девица пальцем поманила его к себе, отчего вода вокруг монаха взвихрилась и потащила его прямиком по направлению к красавице.
Фома пробовал сопротивляться, пытаясь грести руками назад, к камышам, но не тут-то было, волна еще быстрее волочила его вместе с сумкой прямо по поверхности озера. Через мгновение он очутился у ног девицы. Прямо у нее над головой оказалась яркая луна, потому разглядеть лицо не представлялось возможным, но что-то необычное или даже знакомое промелькнуло в ее чертах.
Монах попытался рассмотреть ее, но девица, усмехаясь, произнесла:
– Что же это делается? Монахи по ночам больше не молятся, а по кустам шастают!
– Да я-я-я, э-э, заблудился немного, темно, – промямлил в ответ.
– Ну-ну, раз пришел, давай купаться! Вместе веселее, – девица махнула в сторону озера, отчего волна отпустила Фому и он встал на ноги.
По колено в сапогах хлюпала вода, выцветший старый подрясник облепила тина, а заплечный мешок значительно потяжелел.
– Я того. Я лучше пойду, меня брат Никодим заругает, нельзя мне, – пытаясь отвести взгляд от девицы, тихо промычал Фома.
– Ну как знаешь, как желаешь! – ответила девушка и кивнула озеру.