Карета заехала во внутренний двор и остановилась, Альфонсо выпрыгнул наружу на мягкую, красную ковровую дорожку, получив свою порцию звукового удара в виде бурных оваций, подал руку королеве и принцессе – как и положено делать рыцарю. Вложив свою маленькую ручонку в руку Альфонсо, Алена густо покраснела, опустила глаза в землю, прошелестела «спасибо» так тихо, что услышал, наверное, только ветер. И королева.
Она помахала рукой придворным и слабо улыбнувшись, теряя позолоченные бантики, но не теряя достоинства, проплыла к входу в замок. Алена пошла следом, низко опустив потрепанную голову, рассматривая свои ноги, Альфонсо, на миг потерявшись, поплелся следом, потом остановился, думая, что может ему не надо туда идти. У лестницы замка королева обернулась и сказала ему:
– Я думаю, – глаза ее прожгли Альфонсо стальными иглами, – нам всем нужно отдохнуть. Дворецкий проводит тебя в твои покои, монах. Пойдем, Алена.
Дюпон скорчил недовольную мину, брезгливо ткнул Альфонсо в бок пальцем, закрыл свой деревянный чемоданчик, обитый стальными уголками, который не понятно зачем открывал, на том осмотр и закончился. Он пробурчал что то на мычащем нечленораздельном, смысл его фразы был где то рядом с фразами “ребра целые” и “да что ему сделается”, и быстро убежал к своей ненаглядной принцессе, которую не кормил какими то каплями уже целую щепотку песка в своих маленьких песочные часах.
Вскоре чистого, накормленного Альфонсо в новеньком, серебристо – черном камзоле, чистом белье и штанах из королевского гардероба, проводил в выделенные ему покои дворецкий, услужливо, но немного пренебрежительно открыл дверь, пожелал приятного отдыха, поклонился и испарился тихо и незаметно.
Альфонсо зашёл в свои покои и увидел её. Она стояла посередине комнаты: прекрасная, как утренний луч солнца, манящая и чарующая, пьянящая, словно вино – каждый изгиб её обещал рай, полный неги и блаженства. Альфонсо нетерпеливо скинул с себя одежду, бросился к ней: мягкое, нежное облако ласково обняло его, прикоснулось ко всему телу, наполнило мышцы дрожью до самых кончиков пальцев.
Кровать. От одного этого слова человеку, привыкшему спать на лавке с подстилкой из гнилой соломы, становилось тепло и спокойно, мир останавливался, проблемы пропадали, а сон дарил излечение от любой болезни.
Шелк. Он ласкает слух также, как ласкает и кожу – на шелковой постели не лежат, в шелковой постели плавают, как в облаке. Солома пахнет клопами, грязью, нищетой. Шелк пахнет богатством, сладким сном, красивой девушкой. Даже клопы на шелковой простыне кусаются нежнее. Альфонсо ложился на кровать с мыслью о том, что шёлковая простыня теперь – это его мечта, и с кровати он теперь никогда не слезет, и эту мысль он не успел додумать до конца, потому что моментально уснул. Он наслаждался своим счастьем здесь и сейчас, не думая о будущем, жил настоящим моментом, ведь неизвестно, где он окажется завтра – в лесу, на ветке дерева, в могиле? Но наслаждался недолго.
Постучались в дверь, разлучив Альфонсо с небытием сна и лаской шёлка.
– Ее Величество просила Вам передать, что ждет Вас в тронном зале как только Вы отдохнете, – сказал из- за двери, не решаясь войти, дворецкий, что в переводе с королевского на язык слуг означало то, что прибыть нужно немедленно.
Дверь в тронный зал была огромной, тяжелой, открывалась со страшным скрипом двумя стражами в латах, украшенных позолоченными узорами, гербами, до блеска начищенные и сверкающие – они должны были услаждать взор верховных людей так же, как и огромный стол из редкого карминового дерева, золотые подсвечники, тяжелая золотая люстра на уходящем в небо потолке. В громаде тронного зала королева казалась хрупкой и нежной, с тоненькими, маленькими ручками, и казалось странным, как самое слабое из присутствующих людей может одним движением руки убить самого сильного в тронном зале. Даже сидящие рядом с ней мужчины казались гигантами, и все же…
– Почему столь слабое создание, как королева, управляет сильными людьми, – думал Альфонсо, шагая по гулкому полу тронного зала, под пристальные взгляды сидящих за столом. – Я могу убить ее за секунду. Я сильнее ее. И все же, я пресмыкаюсь перед ней. Вот у волков, кто сильнее, тот и вожак. А здесь, кто решает, кто будет править? Она сама? На каком основании? И как так получилось, что тысячи других людей с этим смирились?