– В кого же ты превратилась, принцесса Алена? – тихо, глядя ей в глаза, прошептал Альфонсо.
– В кого ты меня превратил, – также тихо проскрипела Великая королева, а потом крикнула:
– Стража! Хорошенько покормить, напоить, и не дай бог он покончит с собой в узнице – тогда его место займете вы все, во главе с начальником тюрьмы. Свободны.
К приговору Альфонсо отнесся равнодушно, также как и к материнской опеке всей стражи тюрьмы, вплоть до начальника, вкусной еде и отправлению естественных нужд человека под пристальным взглядом нескольких людей, как в театре. И эти люди готовы были вытащить его из отхожего ведра, если бы Альфонсо предпочел захлебнуться дерьмом, нежели терпеть все наказания. Однако спокойствие приговоренного привело стражу в ступор и шок: Альфонсо поел, посидел на ведре, и теперь, насвистывая мелодию, ковырял соломинкой в зубах. Никто не видел, какой ад творился у него в душе, а посему, никто не видел истинной картины его внутреннего состояния и не знал того, что, по сути, его казнили ещё там, в Аббусино, когда застрелили Лилию.
В их глазах Альфонсо дэ Эстэда был святым мучеником, презирающим пытки и смерть, и таким остался навсегда, замерев героем в лживых легендах и не менее придуманных рассказах болтунов.
Лязг ворвался в мысли Альфонсо посреди ночи, едва он только задремал. Снилось что-то мутное, не различимое, но приятное и раздраженный крик: «да оставьте меня в покое до рассвета, козлы!» сорвался с губ сам собой. В узницу вошла – влетела Алена, в черном, как ночь, плаще, за ней спешил начальник тюрьмы:
– Ваше величество, он опасен, Ваше величество, позвольте хотя бы мне защитить Вас!
– Прочь! Оставь нас наедине!
– Ваше вели…
– Пшел, сказала!
Начальник тюрьмы поклонился, удалился. Алена остановилась, словно не зная, что дальше делать.
– Ну как Вам, герцог дэ Эстэда, Ваш приговор? – от волнения, которое явно прорывалось наружу, Алена снова стала называть Альфонсо на «Вы», не замечая этого.
– Суд Вы, конечно, сильно упростили, – ни слова мне сказать не дали, ни адвоката ни позвали…
– Скотина!! Тварь!! Ублюдок, мразь, козел!! – Алена, вдруг, словно сорвалась с цепи, принялась молотить сапогом Альфонсо в живот, – встать, когда с тобой разговаривает королева!!
– Да иди ты к черту!! – Альфонсо поймал ее за ногу, дернул на себя; дорогой, кашемировый сапог слетел с ноги, королева грохнулась на пол, на спину. Альфонсо прыгнул на нее сверху, с намерением успокоить ее и тут же получил удар кулачком по лицу, потом еще раз, еще раз…
– Всю жизнь мне испортил!! Ненавижу тебя!! Ты предал меня, предал отца, предал Эгибетуз!!
– Да успокойся, уже истеричка!!– возопил Альфонсо, поймал мелькающие в темноте руки королевы, прижал к полу: и твой отец и твой Эгибетуз были обречены, как и ты!
– Знаешь, под скольких королей мне пришлось лечь, чтобы выжить в этом аду? Меня передавали победителю, как знамя, как ключи от города, пока я не прирезала этого жирного борова, короля Алексии!!
Алена начала задыхаться, потом пинаться ногами, но это было бесполезно и она быстро устала.
– Я знала, что ты вернешься! Знала, что ты придешь за своей садовницей, этой шлюхой! Мир катится в пропасть, кругом война, калеки, смерть, голод, болезни…
Теперь она уже рыдала, судя по звуку.
– Ну в этом я не виноват. Я хотел все это предотвратить, но оказалось, что это особенности человеческой сущности – постоянно хотеть большего и со всеми подряд воевать…
–Слезь с меня, – крикнула Алена, – иначе я позову стражу!
– Да нужна ты мне. Я сдохну завтра, мне уже плевать на то, что будет с Дальним Востоком…
–С чем?
– С Дальним… а, долго объяснять. Да и не зачем.
– Иссилаиду повесили через два дня после казни отца. Ребенок родился мертвым, – сказала Алена и всхлипнула.
Альфонсо молча сел на свое ложе из соломы. Алена села на пол, покосилась на платье, лежащее на лавке:
– Не знала, что монахи носят платья. Тем более, оно уже не модное, – Алена поднялась с пола, отряхнулась, как могла, пошла к двери.
– Пока, королева, – буркнул Альфонсо, – прости меня за все.
Алена судорожно вцепилась в решетку двери, долго стояла, кусая губу. А потом кинулась к Альфонсо на грудь, зашептала, прямо в ухо, обжигая страстными словами:
– Спаси меня, Альфонсо. Они убьют меня, я это знаю, я это чувствую. Они готовят восстание, смуту, засаду, я не знаю точно, что, я даже не знаю, возможно, моя мать в сговоре с ними, но мой советник, мои министры, даже этот заморыш архиепископ – все против меня.
Это было неожиданно.
– Кругом война, кровь, смута, болезни. Я не могу так больше жить…Давай сбежим, вместе, куда нибудь далеко –далеко. Хоть в Лес, к диким зверям, все равно они не такие жестокие, как эти люди. Пусть ты меня не любишь, пусть никогда не любил, но я умоляю тебя – спаси меня. Пусть я буду даже собакой, лежащей у твоих ног, но это все равно лучше, чем здесь…