Обезумев от жгущей боли в спине, Альфонсо полз куда то, через кусты репейника, проваливаясь в брошенные змеиные норы обожженной рукой, роняя слюни, смешанные с грязью, на обгоревшую землю. По пути он наткнулся на одного рыцаря из свиты – пробитый щепкой чуть меньше детской руки – сквозь латы, он отлетел на двадцать пять метров и теперь дымился, лежа на боку, раскидав руки и ноги в неудобной для живого позе.
– Развели вы костерок, козлы – проскрежетал зубами Альфонсо незнакомому трупу. Потом у него от боли закружилась голова, а потом он утонул в блаженном мраке.
5
Свет прожигал глаза через маленькое, зарешеченное окно высоко под потолком, освещал на каменном полу четыре квадрата—остальная часть помещения терялась во мраке, который в купе с запахом гниения и фекалий казался твердым, а от жгучей боли спины и шеи еще и колыхался. Альфонсо долго соображал, где находится, кто ползает по его спине и лицу, что колет в щеку и откуда такой странный запах гнилой травы, пока медленно, кое как собрав в кучу разрозненные, бегающие в голове мысли, понял, что находится в темнице. По спине бегают блохи, куда же без них. В щеки колет солома, кстати, не первой свежести. Он попытался передвинуть голову, чтобы лечь поудобнее, и тут же осознал, что нуждается в громком крике от боли, в чем не смог себе отказать.
– Он очнулся, – сказал мужской голос где то над ним, – скажи его высокопреосвященству.
– Будет сделано, – голос, который это ответил, судя по грохоту ног в гулком коридоре, быстро убежал.
– Не к добру это, – подумал Альфонсо, и с этих самых пор зарекся спасать кого то королевской крови, хоть для этого и не нужно было бы пошевелить даже пальцем.
Вторично зарекся он спасать кого бы то ни было и тогда, когда двое стражником потащили его по коридору казематов, спускаясь по винтовой лесенке все ниже, в самый ад. От боли Альфонсо периодически терял сознание, и в последний раз очнулся уже на столе, когда его окатили холодной водой, лишенный возможности двигаться, зато способный созерцать темный, закопченный потолок, с висящими на нем ржавыми крючьями, на одном из которых висело что то чёрное и засохшее-то ли оторванный язык, то ли тряпка.
Пыточная. Руки и ноги разведены в виде креста, на котором повесили мессию Агафенона – Кералебу, привязаны по углам стола крепкими веревками.
– Здравствуй, честной брат, – сказал Бурлидо и физия его появилась в виде черного силуэта в поле зрения, заслонив потолок.
Альфонсо не ответил. Сначала потому, что хотел прокричать стандартную фразу, типа “Какого черта меня связали? ”, но ответ напрашивался сам собой – месть, а потом ему вдруг пришла светлая мысль изобразить горячечный бред, поскольку, если бы он был в добром здравии, то что бы он не сказал, все бы кончилось казнью. Допросная работала эффективно, все, кто сюда попадал, признавались во всех смертных грехах, даже в тех, которых не существовало в природе, в любом случае.
Альфонсо изобразил самый бессмысленный взгляд, который смог, открыл рот, пустил слюну.
– Демон!! – заорал он вдруг со всей силы, глядя на Бурлидо, так громко и неожиданно, что двое стоявших позади священника подпрыгнули, – демон, изыди, бес!!
Альфонсо дёргался на веревках, временами подавляя приступы рвоты, головокружение, и с жуткое желание поскорее умереть, лишь бы не было того огня, от которого сползала лохмотья кожа спины, орал благим матом, призывая ангелов Агафенона спасти его от демонических притязаний на его душу. Крик приносил некоторое облегчение, отражаясь от закопченого, деревянного потолка, ударяя по ушам немного отвлекая от боли. Бурлидо терпеливо ждал, пока Альфонсо не замолчит, улыбаясь сладострастной улыбкой, и, как показалось Альфонсо, пуская на пол тоненькую ниточку слюны.
– Человек, представившийся как монах ордена света, по имени Альфонсо дэ Эстеда, ты обвиняешься в колдовстве, связи с лесом и пособничестве демонической силе, – заговорил епископ, едва услышал тишину .
– Нашли, все таки, – подумал Альфонсо и захрипел со всей силы, – Псина, убери свою вонючую пасть, силой Агафенона и посланника его Каралебу, Кариизий, призываю тебя, отправляйся обратно в ад!!!
Тут он захохотал, поскольку полностью копировал поведение уколотых чертополохом, и хохот звучал в этом месте жутковато, так жутковато, что даже палач на секунду перестал шерудить в камине, хоть и был привычен к разного рода реакциям на пытку.