Выбрать главу

– Надо бежать, – подумал он про себя, когда миллион кончился – если сердце не разорвется, то надо бежать.

Даже думать было больно. Тем более, думать о том, чтобы пошевелиться, но выбора не было: тьма сгущалась над деревьями, и так эгоистичными по части распределения света. В темных провалах между стволами начали мелькать неясные тени, тихий шепот множества голосов становился все ближе и ближе, охватывал кольцом, приближаясь. Альфонсо резко оторвался от дерева и, не обращая внимания на новый приступ острейшей боли, пошел вперед. Поначалу выходило плохо – ноги почему то решили разойтись в разные стороны, а тяжелое тело понесло налево. Руки, болтаясь, как плети, мешали сосредоточиться на ходьбе, стукая по заднице каждый раз, как Альфонсо пытался идти туда, куда хотел. В ступни и ладони кололи маленькие раскаленные иглы, прожигая мышцы до самой кости, и каждый шаг стал пыткой, ставящей под сомнение саму необходимость в ходьбе, да и жизни в целом, но потом, вдруг, резко полегчало. Альфонсо увидел глаза. Два красных, горящих пятна мелькнули между деревьями, в мозг стали врезаться шорохи длинных когтей, царапающих корку земли. Где –то в темноте, сквозь колючие кусты, ядовитый плющ, не снижая скорости, не таясь и не прячась ломилось большое, тяжелое животное, и Альфонсо прекрасно знал, что это волк. Он мгновенно забыл про боль и самоубийственные мысли – теперь он хотел жить так, как никогда раньше. Теперь тело бил в конвульсиях жуткий страх, растущий из самых глубин болезненно корчащейся души, леденил кожу, заставлял сердце разрываться от бешеного стука, а ноги – бежать, хотя Альфонсо прекрасно понимал – бежать бессмысленно. Нет в лесу зверя страшнее волка: шкуру его не пробивали даже созревшие шипы шиповника, хотя шипы шиповника пробивали стальные латы не очень хорошего качества. Своими десятисантиметровыми когтями волк легко срезали деревце одним ударом, если его диаметр не превышал девяти сантиметров, а бегал он очень быстро не из-за развитых мышц или длинных ног, а из за нехитрой траектории движения: если любой зверь, в том числе и человек, вынужден был петлять по лесу, огибая ядовитые растения, норы подземных червей или липкие деревья, то волк просто бежал напролом вперед, нередко принося с собой на шкуре куски коры или челюсти от почившего в бозе червя на ноге.

На последней секунде Альфонсо перепрыгнул через корни амалины – дерева, которое подрывало корнями землю вокруг себя, устраивая скрытую под слоем земли яму – ловушку, с сюрпризом в конце полета – острейшими корнями. Он едва успел заметить пятно особой травы, обозначающей границы ямы, чтобы не угодить в нее, как из кустов, не рыча, выпрыгнула большая черная туша.

Под самым ухом оглушающе звонко клацнула челюсть, и тут же затрещало на весь лес дерево – волк провалился в яму передними лапами, ударившись головой о край, отчего его пасть захлопнулась быстрее, чем он планировал ее закрыть.

Альфонсо на бегу достал нож – и бросился в заросли амалины, туда, где виднелась целая роща плотоядных деревьев – это был единственный шанс спастись, ну и отличная возможность напороться на острые корни. Он судорожно сжал рукоять короткого кинжала – такое оружие, конечно, волка только насмешит, но сдаваться совсем без боя, если дело дойдет до драки, Альфонсо не собирался.

Красно коричневые стволы спасительных деревьев были уже совсем близко, когда Альфонсо вдруг сжало легкие словно тисками, сильнейшая резь пронзила ноги от ягодиц до ступней, и он упал, не стесняясь орать от боли на весь лес. Снова ледяной волной ударил по голове ужас, потушил дикий крик, и Альфонсо захрипел, пополз в сторону зарослей, собирая руками и грудью павшую листву в кучу, словно лопатой. Затылком почувствовал он прерывистое сипение зверя, повернулся на спину, и огромная лапа наступила ему на грудь, четыре когтя прошли между ребер, в лицо дохнуло теплое, пахнущее дохлятиной, дыхание. Волк стоял прямо над ним – из ноздрей его вырывались фонтаны огня, глаза горели красной, бесконечной злостью, лапы и тело, покрытые большими буграми мышц, туго обтянутыми черной шкурой, чернеющей даже в темноте, с висящей из разорванной кожи гниющей плотью, роняли на Альфонсо больших, белых червей. Из обрамленной огромными зубами пасти вывалился синий, вонючий язык, с кончика его капнула слюна, зашипела на коже, прижигая словно тлеющим угольком.