Саметомо почувствовал раздражение. Он только что задал Ейзену вопрос, от которого зависит вся его будущая жизнь, вопрос о крови и плоти, а Ейзен в ответ принялся играть словами. Ну хорошо же, Саметомо тоже умеет играть словами.
- Кватц! - выкрикнул он. Он брякнулся на задницу и ухмыльнулся лысому монаху. Теперь ему стало намного лучше.
Ейзен тоже засмеялся.
- Что это за "кватц"? Ты рычишь, как лев? А не сожрет ли твой лев собачку Е-шу? Тогда будь львом и постарайся встретить монголов львиным рыком, львиными клыками и когтями!
Теперь Саметомо все стало ясно. "Я должен быть тем, кто я есть. Если я лев - я должен есть мясо!" Он почувствовал громадное облегчение и удовлетворение оттого, что разрешил свою задачу.
- Однако! - Ейзен поднял вверх палец. У Саметомо упало сердце. Когда учишься у Ейзена, ни одна проблема не решается до конца. Один слой снимается, как луковая кожура, а под ним обнаруживается тотчас же другой.
- Что, сенсей? - вздохнул он.
- Если вы на самом деле сейчас обрели познание, Саметомо-сан, то вы сможете ответить мне, почему Е-шу сказал, что у собаки нет сознания Будды? Как только у вас выберется подходящий момент, подумайте над этим "нет" Е-шу. Что означает для вас это его "нет"? Постарайтесь всегда держать в уме это его "нет". Любите "нет". Станьте этим "нет". Когда вы поймете, почему Е-шу сказал, что у собаки - или у льва - нет сознания Будды, вам станет яснее, что делать в жизни.
Чувство облегчения прошло. Ейзен ненадолго дал ему его, а затем забрал обратно. Сбитый с толку, с чувством тяжести и собственной неуклюжести, Саметомо прижался лбом к мату, прощаясь с Ейзеном. Его вооруженная охрана щёлкнула каблуками в знак внимания, монахи поклонились, но Саметомо в расстроенных чувствах не заметил их. Монах подал ему лошадь, и он, не замечая, что делает, забрался в седло. Будучи глубоко обескураженным, он отправился вниз по горной тропке к замку, в Камакуру. Затем вскоре ему пришло на ум, что в тот день, когда он ездил к Ейзену, он чувствовал страх. Теперь же он был поставлен в тупик. Это было улучшением. Нет. Нет. Нет. Что же значило у Е-шу это "нет"?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Едва сегун Саметомо, его семья и его полководцы прибыли в Хакату, дозорные доложили о парусниках большого флота в Киуши. Мунетоки созвал командиров на восходе через шесть дней Пятого месяца после полнолуния. Перед лагерем в Нагасаки, самом северном из трёх городов вокруг бухты, на берегу был построен шатер. Более трёхсот самураев самого высокого ранга в полном боевом облачении сидели перед ним. Эти люди были руководителями оборонных сил. Под шатром Мунетоки, Саметомо и Миура Цумиоши встречались с командующими. Дзебу, у которого не было официального звания, сидел в первом ряду воинов, лицом к шатру.
Разведчики доложили, что часть вражеского флота направляется к берегу у Хонсю, но руководители тотчас же согласились с мнением, что это является диверсией и что основная часть монголов высадится здесь, в бухте Хаката. Саметомо, в мундире с белыми галунами, выступил с короткой речью, после которой офицеры низко поклонились своему сегуну и приветствовали его возгласами одобрения. Мунетоки говорил ещё короче, в приземленном провинциальном духе, обещая наградить всех, в особенности же тех, которые отличатся в сражении. Дзебу устремил свой взгляд далеко за головы военных, к далёкой серой полоске, туда, где море смыкается с небом, понимая, что именно там не сегодня-завтра появятся первые вражеские корабли.
Внезапно на плотно утоптанном береговом песке и перед шатром появилась конная повозка в окружении всадников в полном походном снаряжении, под знаменами Муратомо и Шимы. Стражники подошли к задней дверце повозки и установили под ней маленькую лесенку.
Из повозки вышла Танико. Первое впечатление от неё было ошеломляющим. Солнце уже поднялось над холмами за заливом, и в солнечном свете раннего утра засверкал её головной убор из кружевного золота, убранный драгоценными камнями, жемчугом и кораллами. На ней были золотые ожерелья и вышитая бледно-лиловая верхняя накидка. Она несла большой складной веер, сделанный из тонких пластинок гравированной слоновой кости. Дзебу, проведший с ней часть ночи, был удивлён, как и все, её появлением. Она отправила его от себя в час Быка без всякого объяснения. Значит, она должна была посвятить остаток ночи одеванию для этого случая. Она и намеком не дала понять ни Дзебу, ни Мунетоки, ни Саметомо, судя по их ошеломлённым лицам, что она задумала. Дзебу хотел бы, чтобы Моко смог сейчас быть здесь, чтобы увидеть Танико в ее сегодняшнем великолепии, но тот был на море, на разведывательном корабле, наблюдал за флотом Великого Хана.
С достоинством и величием, удивительным для такой маленькой женщины, она взошла на помост под шатром. Высокие господа невольно потеснились и освободили для нее место, и она села между Саметомо и Мунетоки. Дзебу услышал вокруг себя пробежавший между коленопреклоненными рядами шёпот: "Ама-сёгун". Один за другим самураи с благоговением склонялись перед ней, касаясь руками и лбом песка. Теперь Дзебу понял, зачем Танико пришла сюда. В этот тревожный день перед сражением здесь собрались военные, чтобы посоветоваться, как дать отпор врагу. Её присутствие подняло это собрание до уровня церемонии, а шатёр стал местом поклонения святыне. Однако далеко не все оказались довольными.
- Моя госпожа, вам не подобает присутствовать здесь без щита или ширмы, в собрании мужчин, - проворчал Мунетоки. - Подумайте о своей репутации!
Он старался говорить тихо, но его голос, закалённый на военном плацу, неумолимо доносился до первых рядов самураев.
- Сегодня на карту поставлено нечто значительно большее, чем моя репутация, господин регент, - сказала Танико ясным голосом, который, хотя и слабее, чем голос Мунетоки, но все же был хорошо слышен. - Мы начинаем борьбу за выживание целой нации. Я чувствую, что мне есть что сказать нашим воинам, и если я недостаточно защищена среди моих самураев, то мне лучше умереть. Итак, если я никого не прерываю, могу ли я говорить?
- Но это в высшей степени не соответствует правилам! - грохотал Мунетоки. - Это неслыханно!
Пятнадцатилетний Саметомо заговорил своим уже довольно низким, но всё ещё юношеским голосом:
- Это беспрецедентно, что Священные Острова могут быть захвачены чужеземными варварами! На этот раз все должны содействовать общей борьбе, кто чем может. Конечно же, пусть моя мать говорит!