- Мастер Дзебу, я хочу попросить вас об одной милости. Я ещё не разу не имел возможности увидеть его светлость сегуна. Не могли бы вы представить меня ему, пока он здесь?
- Не думаю, что наш благородный сегун пожелает говорить со мной сейчас, - ответил Дзебу.
- Шике, я могу сегодня умереть. Может быть, у меня никогда не будет другого случая!
Когда Сакагура назвал Дзебу тем титулом, которым всегда называл его Моко, он был так похож на своего отца, что монах-воин решил помочь ему. Сделав капитану знак следовать за собой, Дзебу подошел к Саметомо, который молча и с сердитым видом проходил почти бегом между рядами кланявшихся ему командиров.
- Простите, ваша светлость, - окликнул его Дзебу, - позвольте представить вам капитана Хаяму Сакагуру. Именно капитан Сакагура планирует ночные атаки на галерах, которые дали такие хорошие результаты, и сам руководит ими.
Саметомо гневно взглянул на Дзебу, словно собирался сделать монаху-воину выговор за то, что тот посмел заговорить с ним. Но как только сегун повернулся к Сакагуре, выражение его лица изменилось. Между ним и капитаном было десять лет разницы, но оба были молоды и одного роста. Дзебу возвышался над ними, как башня. Сакагура низко поклонился сегуну.
- Ваш отец - старый друг моей семьи, капитан, - с улыбкой сказал Саметомо. - Ваши подвиги - просто чудеса. Сколько голов монгольских начальников вы привезли из налетов?
- Семнадцать, ваша светлость, - ответил Сакагура, и его зубы блеснули в довольной улыбке.
"Когда Сакагура рассказывал о своих боевых делах, он посмертно произвёл в начальство всех монгольских командиров, чьи головы добыл", подумал Дзебу.
- Я горд встречей с вами, - торжественно произнес Саметомо. - Даже быть простым гребцом на одной из ваших галер почётно!
Сакагура поклонился, потом кивком подозвал слугу, которого Дзебу до сих пор не замечал, и тот подал капитану мешочек из блестящего шёлка малинового цвета. С низким поклоном Сакагура протянул этот мешочек Саметомо.
- Разрешите преподнести вашей светлости небольшой подарок в знак моего почтения.
Саметомо, не скрывая своего любопытства, открыл мешочек и вынул оттуда деревянную статуэтку - изображение сидящего мужчины с обритой головой, который держал в одной руке гумбай - круглый боевой веер, который носили при себе полководцы, а в другой - буддистские четки. Лицо, выражавшее суровость и непреклонное упорство, было чётко очерчено - это была тонкая работа. Поза была традиционной, но в этой маленькой фигурке из тикового дерева чувствовалась мощь, которую мог передать только одарённый мастер. По вееру можно было понять, что скульптура изображала Хачимана - бога войны и покровителя рода Муратомо. Статуэтка не была раскрашена: у скульптора был хороший вкус, и он понял, что теплые тона самого дерева были достаточным украшением для его работы.
- В этой вещи много жизненной силы, - сказал Саметомо. - Я очень благодарен вам за этот подарок. Кто вырезал его?
- Я, недостойный, сделал это сам, ваша светлость, - кланяясь, ответил Сакагура.
- Вы не только великий капитан, но и выдающийся скульптор!
- Это своё малое умение я унаследовал от отца. Если вы помните, он был плотником до того, как вы, ваша светлость, милостиво соизволили произвести его в самураи.
- Ваш отец строит корабли, а вы прославляете свою самурайскую семью тем, как управляете ими, - сказал Саметомо. - Я благодарю вас за подарок, а теперь я хотел бы сказать несколько слов наедине этому монаху из Ордена зиндзя.
Дзебу почувствовал в его голосе сдерживаемый гнев. Сакагура поклонился и отошел от сегуна. Саметомо бережно положил изображение Хачимана обратно в мешочек и передал его одному из стоявших рядом слуг. Затем сегун повернул к Дзебу лицо, потемневшее от ярости, словно бог войны овладел им.
- Я никогда не прощу вам то, что вы сделали сегодня. Встреча с Сакагурой только напоминает мне, какие геройские дела совершают другие молодые люди, а я не могу сделать ничего, как эта деревянная статуя!
Дзебу опустился на колени перед Саметомо: он чувствовал, что не сможет спорить с сегуном, глядя на него сверху вниз.
- Осмелюсь предположить, ваша светлость, что эта статуя преподнесет вам урок. Божество сидит: от величайших символов нашей веры и нашего народа не ожидают, чтобы они бросались в огонь сражения.
Саметомо был готов расплакаться.
- Я не статуя! Я человек и хочу сражаться, чтобы спасти от гибели свою родину! Главари не позволяют мне планировать войну, идти в бой они мне тоже не позволяют! Ничего не могу сделать!
- Вы не можете сражаться где хотите и как хотите, - ласково сказал Дзебу и, откинувшись на пятки, поднял взгляд на Саметомо. - Этого не может никто. Народ, чьи воины не подчиняются приказам, проигрывает войну. Или вы думаете, что из всех воинов один сегун - исключение? Вы должны выполнять обязанности, которые накладывает на вас ваше место в обществе, как и любой другой человек. Ейзен и ваша мать говорили мне, что в детстве у вас была необыкновенно просветленная душа. Но светильник, зажжённый однажды, не может гореть вечно: в него надо постоянно подливать масло. Вы понимаете, о чём я говорю?
- Я понял, что вы можете читать мне проповеди, как любой другой монах, - ответил Саметомо, прожигая Дзебу полным вражды взглядом. - Но вы не такой, как другие монахи. Вы уже не авантюрист в монашеской одежде! Вы любовник моей матери и передаете военным записки от неё. Да, я прекрасно вижу, чего вы хотите: чтобы я оставался беспомощным, как деревянная фигурка, которую вы сможете переставлять, куда хотите. Вы убили моего деда, вы замешаны в убийстве моего родного отца и второго отца, приёмного. И всё же моя мать спит с вами. Откуда та власть, которую вы имеете над ней? Это позор на всю страну: мать сегуна делит постель с монахом-воином, в чьих жилах течёт кровь наших врагов! Счастье для меня и для вас, что я в долгу перед вами за то, что вы спасли мне жизнь: не зря говорят, что мужчина не имеет права жить под одним небом с убийцей своего отца!
Дзебу умоляюще протянул руку:
- Саметомо, я понимаю, что вы переживаете.
- Обращайтесь ко мне как положено!
- Ваша светлость, я чувствовал ненависть. Я желал мести. Я мучился от страстного желания сражаться и убивать, когда должен был не вступать в бой. Умоляю вас, не теряйте то, что имели всегда: не давайте облакам страстей, которые возбудила эта война, затуманить ваш ум.