Теперь, после того как ему удалось завоевать почтительное внимание этой группы, он мог говорить с ними о более глубоких вещах. Он открывал им своё сердце и делился некоторыми из принципов зиндзя, которые с отрочества были частью его жизненного пути.
– Освободитесь от страха смерти! Боящегося умереть не оставят в живых в бою. Страх смерти может даже убить вас…
Воины, ставшие знаменитыми, как вы, уважаемые господа, могут подумать, что они заслужили покой. Соблазн покоя и удобств может привести вас к краху. Опасность и лишения делают воинов сильнее. Покой и безопасность губят их. У меня закон: со старшими монахами я работаю даже больше, чем с молодыми.
Если вы хотите стать хорошими воинами, вы должны дисциплинировать себя сами более сурово, чем если бы вы были сырыми новобранцами. Занимайтесь, занимайтесь, занимайтесь. Практикуйтесь постоянно во всех видах своего оружия. Практикуйтесь до тех пор, пока меч не станет частью вашей руки. Слейтесь не только со своим луком и стрелами, но и со своей целью. Научитесь мгновенно реагировать на любой вид оружия, не оставляя себе времени на размышления…
Помните, что любая вещь может стать оружием. Мы, зиндзя, натренированы сражаться и убить, если потребуется, любым предметом, попавшимся под руку, – монашьим посохом, зонтиком, веером, даже чайной чашкой.
А так как вы офицеры, то вашим главным оружием должны стать воинские части, которыми вы командуете. Практикуйтесь с ними ежедневно по многу часов, муштруя их в той тактике, которую вы собираетесь применить…
Помните Муратомо-но Юкио. Не его безрадостные последние дни, но его великие победы. Тонамияма, Итинота, Симоносеки. В Китае Юкио организовал оборону города Гуайлиня от монголов силами, не превосходящими наши сейчас. Мы держались шесть месяцев, и монголы, в конце концов, так и оставили город непокорённым…
Юкио был мастером любого вида оружия. Я имею честь доложить вам, что он крепко наказал меня всего один раз. Тогда ему было пятнадцать лет. Он был веселым и мужественным. Он был мягким и справедливым. Во всём Юкио был примером, на котором вы можете воспитывать своих сыновей. Никогда не забывайте о нем. Он наблюдает за нами, когда мы сражаемся.
Дзебу почувствовал, что к его глазам подступили слёзы, он видел слезы на глазах у многих из слушавших его людей.
– Довольно разговоров, – сказал он наконец. – Теперь наши самураи и наши «монголы» покажут вам, как можно разбить войска Кублай-хана!..
Ама-сёгун и последний из зиндзя прогуливались по саду военного правителя Киуши в Дацайфу. Она несла бумажный зонтик, скрывавший ее лицо, чтобы никто не узнал её, гуляющую ночь с Дзебу. В воздухе стоял туман и собирался дождь. Они шли извилистой тропинкой, обходя заросли чёрного бамбука, полные светлячков и звона цикад. Лагуна в северной части сада была задумана как маленькая копия озера Бива. Её построил один из бывших правителей Киуши, чьё сердце не могло забыть родные провинции. А садовый домик на маленьком острове был миниатюрной копией места поклонения богине Чикубушима на озере Бива. Дзебу поднял Танико на руки. Она была крошечной и лёгкой. Он понёс её по каменным плитам к острову.
Слабый свет фонарей, струившийся из окон маленького домика, был искусно рассеян по саду. Дзебу посмотрел на обращённое к нему лицо Танико, любовно разглядывая её тонкие брови, нежную кожу, большие глаза. Он едва коснулся кончиками пальцев её шеи, и ему захотелось жадно целовать её, подобно воину, который утоляет жажду во время короткой передышки в битве. Они опустились на пол, Дзебу прижал Танико к своему телу. Они слились в поцелуе, который мог показаться бесконечным. Они любили друг друга так уже много раз. Он пошарил руками по ее спине, развязал оби, затем принялся снимать с неё одежды. Он был очарован тем, что, как бы ни многослойны были женские одежды, можно всегда легко добраться до тела единственной желанной женщины. Его собственная простая мантия, фундоши и набедренная повязка под ними никогда не были препятствиями. Соединив свои тела, они ощутили блаженство, граничащее с просветлением. Они слышали только, как дождевые капли стучали по крытой деревом крыше их убежища. Словно в медитации, они не замечали течения времени. Они не искали наивысшей точки в своем соитии, состояние возбуждения и экстаза, до которого они возвысились, было главным объектом их страсти. Они не были озабочены непременным завершением, они словно наслаждались прекрасной музыкой. Когда она снова смогла говорить, Танико спросила: