Сакагура снова подошел к ним, расталкивая воинов. Одной рукой он поднимал за заплетенные в косу волосы отрубленную голову, в другой держал прямоугольную бронзовую табличку на золотой цепочке.
– Наконец я добыл главнокомандующего! – с радостным смехом объявил он. – Это ведь табличка командующего?
– Это был сотник, – ответил Дзебу, осмотрев табличку, и, чтобы смягчить удар, нанесённый гордости Сакагуры, добавил: – Конечно, это был наивысший по званию командир на том корабле.
– Я ещё добуду главного! – воскликнул Сакагура. – На днях я убью самого Аргуна Багадура!
Он усмехнулся и засунул цепочку за пояс, потом поклонился Мунетоки.
– Понравилась ли вылазка вашей светлости?
– Я жалею лишь о том, что она закончилась, – сказал Мунетоки, – и хотел бы делать это каждую ночь, как вы. Я в долгу перед вами, капитан!
Сакагура поклонился.
– Простите меня за дерзость, ваша светлость, но я надеюсь, что вы не забудете меня. Я взялся за оружие, когда меня призвали к этому, я сражался, не жалея сил, много раз рисковал жизнью и убил много врагов. И еще надеюсь совершить намного больше в этой войне!
– Ваши подвиги и признанная всеми храбрость хорошо известны, капитан, – ответил Мунетоки уже более холодным тоном. Сакагуру это ничуть не смутило. Старший сын Моко лицом был похож на отца, но без его близко поставленных глаз и плохих зубов. Без этих недостатков те же черты лица стали красивыми. Теперь ему было двадцать три года. Он родился в тот год, когда Дзебу и Юкио уехали в Китай и взяли Моко с собой, и потому ни разу не видел отца до семилетнего возраста. Несмотря на это, он явно унаследовал от Моко его красноречие и ум. Но в характере Сакагуры были и другие черты, может быть, общие для всех самураев в первом поколении, – дерзкая отвага, честолюбие и привычка хвалиться своими подвигами.
– Простите, пожалуйста, ваша светлость, – настаивал капитан, – но мы, кто выходит на вылазку каждую ночь, как хотели бы выходить вы, надеемся, что бакуфу щедро наградит нас землями, дающими рис, должностями и званиями, когда всё это кончится.
На этом он вежливо откланялся, потому что галера уже приближалась к пристани Хакосаки. Вокруг неё на каменных набережных и деревянных причалах собралась толпа. Сакагура стоял на носу «Летящего Пера» и держал в высоко поднятой руке голову монгольского сотника. Толпа криками приветствовала капитана. Мунетоки смотрел на него, озабоченно сдвинув брови, пока галера подплывала к освещенной факелами пристани.
– У кого мы можем отобрать рисовые поля, должности или почётные звания, чтобы дать их ему и таким, как он? – наконец сказал регент Дзебу. – Победить в этой войне – значит прогнать монголов, а не завоевать новые земли. Если таких, кто думает как он, много, это может стать опасным…
«Тебе лучше начать думать об этом сейчас, – подумал Дзебу, – после войны будет поздно». Вслух он ответил:
– После этой войны останется не так уж много самураев, которых придется награждать, ваша светлость, – и показал рукой на темные воды залива, освещенные теперь далекими пожарами монгольских кораблей и убывающей луной. – Сегодня из этого города отплыли двадцать галер-кобая, а вернулись, по моему подсчёту, только двенадцать. На нашем судне мы потеряли семь человек из тридцати.
– Монголы несут тяжёлые потери, но и мы несем такие же, – согласился Мунетоки.
Они почувствовали толчок галеры о край причала, и самураи из команды стали выпрыгивать на пристань, торопясь сойти на берег. «У Великого Хана целый материк воинов, а большинство наших воинов уже здесь, – подумал Дзебу. – Сколько времени мы сможем продержаться?»
Глава 18
Вернувшись после налета на галерах в лагерь, к северу от Хакосаки, Дзебу неожиданно замер на месте возле своей палатки: около её входа он разглядел двух сидевших на корточках людей. Прячась в бамбуковых зарослях, Дзебу бесшумно подошел ближе. Его тренированные согласно учению зиндзя чувства говорили, что эти двое расслабились, не двигались и дышали равномерно, словно занимались медитацией. Видимо, это посетители-монахи, а не убийцы, решил он. От вражеских лазутчиков лагерь охранялся хорошо. Дзебу вышел из зарослей и громко поздоровался.
– Добрый вечер, мастер Дзебу!