Узкое окно кельи выходит во двор и до меня доносится радостное кудахтанье кур, которые опять пробрались в огород брата Дика и теперь роются между грядок.
Я тяжело вздохнул. Своим кудахтаньем эти вредные птицы нарушили тишину, столь редкую даже в монастыре и столь ценимую мною.
С этими курами всякий раз одни и те же неприятности. Они умудрялись найти лазейку в любой ограде и отправиться гулять в огород. Особенно много проблем они доставляли весной, когда высаживали рассаду. Куры, которым нравилось склевывать молодую поросль, превращались в стихийное бедствие, и если бы не очевидная польза от этих птиц в виде яиц и перьев, мы бы каждый день питались куриным бульоном. Но уже наступила осень, и теперь куры могут рассчитывать разве что на остатки моркови несобранные с грядок и зимнюю капусту.
В окно виден кусочек неба, затянутого серыми тучами. Сегодня с самого утра пасмурно и дует резкий холодный ветер, напоминая о том, что зима уже близко. Может быть, в этом году еще будет несколько теплых дней, а может быть и нет. Солнце выглянет на пару минут и тут же спрячется обратно, словно ему не угодно видеть, что происходит на земле. Хорошо, что моя ряса соткана из чистой шерсти, она теплая и спасает меня от холода. Я не страшусь физических лишений, но в том, чтобы вынуждать себя мерзнуть, не вижу никакого смысла. Это глупо, а проявление глупости недостойно монаха ордена Света.
Размеренный покой монастыря нарушил троекратный удар гонга. Наступило время обеда.
Я прислушался: так и есть, в коридоре уже раздались торопливые шаги. Это был постоянно голодный брат Лиман. Он всегда приходит в столовую одним из первых и безропотно съедает все, что готовят дежурные. Несмотря на то, что он ест за двоих, Лиман тощ, как рыбацкий шест. Ходят слухи, что его заколдовали проклятые маги. Но я не очень-то верю этим слухам, склоняясь скорее к тому, что у Лимана просто необычный обмен веществ.
Ну, зачем магам заколдовывать никому неизвестного монаха? Разве что только для того, чтобы объесть монастырь до такой степени, что бы он пришел в упадок, и его довелось закрыть. Но это глупое, совершенно неправдоподобное объяснение. Да и кто в последний раз видел магов, этих безумных выразителей Ложного Пути? Все они давным-давно объявлены вне закона и если таковые все же где-нибудь остались, то они прячутся по норам, боясь обнаружить свое присутствие, как и положено тварям Тьмы.
Орден Света стоит на страже и не позволит им бесчинствовать как прежде. Подумать только, ведь это именно от рук магов пал Святой Мартин! Подлые убийцы, они вонзили ему нож в спину! Из-за них погиб замечательный человек, который мог сделать еще столько хорошего.
Мои размышления были прерваны настойчивым бурчанием желудка. Да, необходимо идти обедать. Телу нет никакого дела до наших мыслей, о чем бы они ни были. Оно не связано с высокими материями и неумолимо диктует собственные правила.
Я поднялся с кровати, на которой сидел, поправил тонкое серое покрывало и вышел в коридор. Вкусный запах пищи витал в воздухе, и воображение тут же принялось рисовать заманчивые картины съестного. Признаюсь, я всегда любил покушать. Нет, мне не нужно было никаких изысков, нужно во всем знать меру. Но раз человек, а тем более монах может позволить себе столь мало удовольствий, то почему бы и нет? Тем более что это никоим образом не вредит окружающим.
Когда я пришел в столовую, она уже была наполовину заполнена. За длинными деревянными столами сидели мои братья, облаченные в коричневые рясы. В этой одинаковой одежде они действительно были похожи друг на друга как братья. Монахи негромко переговаривались друг с другом.
Я сел на свое место и приветственно кивнул соседям. Рем, сидящий справа, приятельски похлопал меня по плечу, он был моим ровесником и давним другом, а Патрик, молодой монах даже не начавший еще толком бриться и которому едва исполнилось семнадцать, лишь сдержанно улыбнулся в ответ. Он на год дал обет молчания, и до истечения срока ему оставалось еще четыре месяца. Пока что мы общались с ним знаками.
– Держи хлеб. - Рем передал мне корзину.
– Спасибо, - я благодарственно кивнул. - А что сегодня на обед?
– Ну, - мой друг потянул носом, - пшеничный суп с морковью и луком, а на второе - печеная тыква.
После его заявления у меня сразу же испортилось настроение. Я снова останусь голодным. Из всех моих знакомых Рем обладал самым лучшим обонянием, и его словам можно было верить. Если он говорит, что будет тыква, значит, так тому и быть. В последнее время она стала частой гостьей нашего стола, то в виде каши, то в виде начинки для пирога. В этом году она уродилась на славу, и это означало, что нам с завидной регулярностью придется питаться ею до глубокой осени. Грустный прогноз - ведь я совершенно не переносил тыкву. Мне было тошно от одного ее вида, не говоря уже о вкусовых качествах.
– Странно, а мне показалось, что я явственно слышу запах мяса… - сказал я Рему.
– Все верно, мясо будет. Только не для нас, а для Бариуса.
Бариус - настоятель нашего монастыря. Это уже глубокий старик, сохранивший, несмотря на возраст трезвый ум и отличную память. Я застал уже его закат. За годы, проведенные мною здесь, он совершенно не изменился. Вообще-то в монастыре не принято раздельное питание, но в виду более чем почтенного возраста и слабого здоровья настоятеля ему готовили особые блюда. Бариус, чтобы не смущать голодных монахов видом куриного филе или свиного жаркого обедал за отдельным столиком.
– Когда-нибудь, я тоже возглавлю монастырь, - Рем подмигнул мне с хитрым видом.
– По-моему, сейчас я понимаю, зачем тебе это нужно, - ответил я. - Тебя манит аромат отбивной. Но боюсь, этого никогда не случиться. Ты легкомысленный человек, а для этой роли нужен тот, кто сможет принять на себя весь груз забот и ответственности.
– Например, ты.
– Глупости. Я и ответственность - понятия мало совместимые. Мне бы со своей жизнью как-нибудь разобраться, не говоря уже о том, чтобы принимать решения за других.
Дежурные подкатили тележку, на которой стояла большая кастрюля с супом. Рем раньше меня получил свою порцию и обиженным взглядом посмотрел на дежурных.
– У меня нет ложки.
– Ну, так пойди и возьми ее, - сказал Марк, не выпуская из рук половника, - ты вечно из всего устраиваешь трагедию. Или комедию.