– Пожалуй, да. Но мои возможности ограничены. Кости срастить, снять воспаление - это предел. Лучше всего лечить, чередуя лекарства и магию.
– А ты трупы не оживляешь?
– Разве что только тебя, - усмехнулся лекарь и оставил монаха в одиночестве.
Боль притупилась, и теперь она не мешает моим мыслям. Почти не мешает. Двигаться мне нельзя, поэтому я размышляю. В окно видно кусочек серого неба и какую-то ветку, которую качает ветер. Наблюдать за веткой, это тоже своего рода развлечение. Ветка голая, и на ней нет ни одного даже самого захудалого листочка, но иногда на нее садятся воробьи и начинают выяснять отношения. Выясняют недолго, но очень бурно, только перья летят в разные стороны.
Равен устроил меня на втором этаже. По-моему, он отдал мне свою спальню.
Нет, это определенно не лазарет… На полу пушистый ковер красного цвета, в углу кадушка с чахлым, но заботливо поливаемым цветком. Возле стены огромный комод с бронзовыми ручками в виде ящериц или змей, отсюда не разобрать. Равен никогда не признается в том, что я лишил его спальни, но богатая обстановка комнаты красноречиво говорит сама за себя.
В последнее время мне стали часто попадаться маги и некроманты, оказывающие мне посильную помощь. Почему же они это делают? Право, я не верю, что они пожелают взамен за свои услуги мою душу. Еще Рихтер говорил… О, благостный Свет, голова идет кругом! Я уже думаю о Смерти как о старом знакомом. С каких это пор, Клемент, ты стал водить дружбу с НИМ? Думаешь, если раз чуть было не умер, то это дает тебе какие-то преимущества?
Определенно, мне придется пересмотреть свои взгляды. Как теперь относиться к магам? Как оценивать их действия? Наверху шкалы ценностей по-прежнему вера в торжество Света, но между верой и мною остается пустое пространство, и я не знаю чем его заполнить. Пока что там хозяйничает душевная боль, но когда ей придется уйти, что я посчитаю для себя важным?
Есть вещи, которые нельзя забыть. Например, испуганное лицо Мирры… Девочка на самом деле переживала за меня. Отважная маленькая девочка… Не могу спокойно думать о ней. Тугой комок подкатывает к горлу. Ее уже нет в живых, а здесь, валяюсь в постели, настолько слабый, что не могу даже подняться. Но я жив, а она? Какая необоснованная жестокость, несправедливость… Я вырвал ее из рук Пелеса, но это была не победа, а всего лишь небольшая отсрочка. Чего быть, того не миновать. Молю Свет об одном, чтобы перед смертью ей не пришлось вынести муки, вроде тех, что вы пали на мою долю. Этот Ленц, у которого в жилах течет не кровь, а холодная ртуть, станет пытать не только взрослого, но и ребенка. Для него нет разницы.
На время путешествия, я заменил Мирре и родителей, и друзей. Почему на площади она позвала меня? Хотела поддержать, дать знать, что я не один? Облегчить мои страдания? Если бы я мог ей помочь, если бы время можно было повернуть назад, то я бы никогда не поехал в Вернсток, в это осиное гнездо.
Искал правду? Ну, что ж, ты нашел ее в полной мере. Ты узнал, что орден совсем не похож на тот идеал, о котором ты читал в книгах. Эх, надо было мне повернуть у храмовых ворот, ведь я же почувствовал, что дело закончиться плохо. Вот что случается, когда мы перестаем слушать свое мудрое сердце и доверяемся разуму.
Лучше бы мы поселились в какой-нибудь деревушке, подальше отсюда. Монах и девочка, тихо и мирно живущие под одной крышей. Я бы продолжал служить Свету, она бы потихоньку взрослела, а потом вышла замуж за какого-нибудь хорошего парня из местных. Уж я бы проследил, чтобы он действительно был хороший и по-настоящему любил ее. А потом я бы обвенчал их. Надо было так, и сделать… Дом, сад и жизнь вошла бы в свою колею. Мы ведь отлично ладили друг с другом. Мирра так любила животных, и кроме лошади обязательно завела бы собаку.
Да, есть воспоминания, убивающие тебя, но есть и те, что заставляют двигаться и жить дальше. Ты можешь о них не вспоминать днем, но ночью они обязательно к тебе придут. Мирра приходит ко мне во сне. В белых одеждах, легкая и прозрачная, словно призрак… Она снова зовет меня по имени. Тихо, протяжно, и протягивает руки, чтобы дотронуться до меня, но ее руки не плотнее тумана.
Я навсегда останусь перед ней в долгу. Мог спасти, уберечь, а вместо этого погубил. Мне нет прощения. На этом свете, мне остается только расквитаться с ее убийцами, и клянусь душой, я сделаю это. Вот только составлю список тех, кто забыл, что значит быть монахом Света. Длинный список получится, но я не успокоюсь, пока лично не навещу каждого в этом списке… И Пелес займет в нем почетное место. Еще не знаю, начать мне свою месть прямо с него или оставить под конец.
Мне не хочется признавать это, но я сильно изменился. В душе появилась ранее небывалая злость, жесткость. Не потерять бы себя самого в море ненависти, что поднимается во мне.
Вот что случается, когда спокойного, доброго монаха, пытают и ставят вне закона. Любой, даже самый кроткий и добрый человек озвереет, а я как видно, не был самым кротким и добрым.
Сегодня с головы сняли повязку, и я упросил Равена дать мне зеркало. Он не хотел этого делать, и потом я понял почему. Заглянув в зеркало, я с трудом узнал себя. Раньше я никогда не придавал внешности особого значения, но то, что я увидел, меня потрясло.
Мое лицо навсегда останется обезображенным. Кожа во многих местах была насквозь проедена раствором, и теперь там уродливые, еще не до конца зарубцевавшиеся шрамы. Опухоль на лбу уже начала спадать. Клеймо стало четким.
Горящий факел… Он со мною навсегда. Мне нельзя показываться в таком виде на улице. Если люди увидят клеймо, то они или сами меня убьют, или натравят Смотрящих. Придется постоянно носить налобную повязку, а еще лучше маску, полностью закрывающую лицо. Равен, после долгого разговора, пообещал подобрать мне подходящую маску.
Почему этот человек помогает мне? Не знаю насколько он действительно некромант, но лекарь отличный. Правда, если некроманты помогают людям, то они совсем не такие ужасные, какими в глазах остальных их сделал орден. Но как же трудно отказаться от стереотипов… Даже мне, даже после всего, что со мной случилось.
Я зачем-то нужен Равену. Он все еще предлагает сотрудничество и довольно настойчиво. Я еще не дал окончательного согласия, и пока только раздумываю над его предложением. Как только я окончательно окрепну и смогу ходить, Равен обещал познакомить меня с другими членами организации, наверное, с кем-то из руководящего состава. Сам-то он состоит в ней давно, и играет роль связного.