– Нет-нет, я только начал получать от него удовольствие. Ты так забавно двигаешься… Словно муха в варенье. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не держал руку под этим углом? - спросил он с досадой. - Ты оставляешь незащищенным живот. К тому же… - он сделал шаг вперед и резким движением выбил шпагу из рук Клемента, - тебя легко разоружить.
– Я плохо фехтую, согласен, - монах с вздохом поднял оружие. - Поэтому я лучше подсыплю своему врагу яда. Смерть не столь зрелищная, но эффективная. И очень мучительная.
– О, действие некоторых ядов, особенно тех, которые изготовляются на юге, бывает весьма зрелищным. Без содрогания смотреть на это нельзя. Поверь, даже я не могу смотреть, хотя уж мне-то точно приходиться, - шутливый тон, которым Смерть произнес эти слова, никак не вязался с его серьезным видом.
Клемент внимательно посмотрел на него.
– Что-то не так? - спросил Рихтер.
– Я бы хотел понять тебя. Что ты есть на самом деле?
– Э… Прости, но сейчас я сам тебя не понимаю.
– Мы никогда не говорили об этом, но…
– Значит, не стоит и начинать, - перебил его Смерть.
– Нет, я должен получить ответ, - монах покачал головой. - Это важно для нас обоих. Раньше ты был просто человеком, жил по одним законам, но все изменилось, и ты стал тем, кем стал. Что ты чувствуешь, всякий раз заглядывая людям в глаза?
– Ты спрашиваешь меня об этом, потому что в недалеком будущем тебе предстоит много убийств? Хочешь морально подготовиться, заранее побывав в чужой шкуре? Примереть костюм Смерти, вдруг он окажется неудобным, да?
– Не только. Еще я хочу отблагодарить тебя за науку. Это возможно сделать лишь разделив твои страдания.
– Интересно, каким образом? - у Рихтера сразу испортилось настроение. - То, что у меня твориться вот здесь, - он постучал себя по груди, - не опишешь словами. Ты первый, кто поинтересовался, что чувствует Смерть. Обычно всех заботит только их собственное жалкое существование, которое уже ничем не продлить. Они мечтают об отсрочке, молятся Свету и Тьме, но поздно. В этом мы с ними схожи. Бывает, что я тоже молюсь, но Тот, Кто Наверху ничего не решает, - он вздохнул. - Уж кому это знать, как не мне. Если довелось стать Смертью, значит такова судьба. Но никто не думает, а каково мне, всякий раз забирать мятущееся души, пронизанные липким страхом? Люди только на первый взгляд разные, а на самом деле они похожи друг на друга как водяные капли. В их глазах нет ничего кроме ужаса и малой толики удивления. Очень редко, когда попадаются иные эмоции.
– Людей страшит страх перед неизвестностью.
– Чепуха! - воскликнул Рихтер. - Покажи мне хоть одного взрослого человека, который бы не знал, чем завершиться его жизненный путь? Люди прекрасно осведомлены об этом. Каждый, кто родился - умрет. Это неизменно. И что в таком случае ты называешь неизвестностью? Ха!
– Я имею в виду не физическое умирание, а то, что будет за ним.
– А вот меньше бы грешили, меньше бы и боялись. Всякий, кто заслышит мои шаги, начинает припоминать совершенные им дурные поступки. А их много, есть что вспомнить на досуге… Сразу приходит раскаяние, будто бы раскаяние может спасти их ничтожные души. - Он сжал кулаки.
– Рихтер, не надо сердиться. Успокойся, пожалуйста.
– Ты сам первый начал! Нечего было меня спрашивать. - Рихтер устало опустился на парапет. - В звездах на небе, похожих на маленькие серебряные гвоздики, намного больше смысла, чем в моем предназначении. Зачем я вообще нужен? А, может быть, ты знаешь? Знаешь, но молчишь. От тебя всего можно ожидать, любой неожиданности. - Смерть замолчал, и медленно сняв перчатку, пригладил волосы.
Клемент подошел и опустился на парапет рядом с ним.
– Мне больно видеть твои мучения. Ничего не могу с собой поделать. Если бы мое сердце могло вместить весь мир, я бы сделал это.
– Как будто тебе своих мучений мало, - проворчал Рихтер. - И откуда только такие как ты берутся? Сплошное противоречие, а не человек. Ошибка природы, не иначе.
– Когда я вспоминаю Свет, ты тут же раздражаешься. Ты не любишь монахов, да? Они лгут, утверждая, что делают добро, лезут без спросу в душу…
– Вот-вот, прямо как ты сейчас.
– …хотя на самом деле твое самочувствие их не волнует. После их ухода на душе вместо светлого ясного чувства остаются грязные пятна. Но ведь ты же знаешь, что я не таков. Я искренен. Если хочешь, можешь рассказать мне о том, что тебя изводит. Ведь дело не в людях, чьи души ты забираешь. Здесь что-то иное.
– Если ты сейчас же не оставишь меня в покое, то я загляну в твои глаза и избавлю этот мир от твоего сомнительного присутствия. И это не пустая угроза.
– Да, я знаю. Но ты все равно не станешь этого делать.
– Мне бы твою уверенность, - пробормотал Смерть, прикрывая глаза рукой. - Можешь идти и убивать своего кровного врага. Вперед! Обучение закончено.
– Правда? - Клемент обрадовано вскочил, но затем остановился и с подозрением посмотрел на Рихтера. - Ты отпускаешь меня потому, что обиделся?
– У Смерти вообще нет эмоций, он холоден как камень и равнодушен ко всему, что происходит.
– А я улитка, отрастившая куриные крылья, - фыркнул монах. - Ты не можешь скрыть свои чувства. Эмоции так и бьет через край.
– Мне сейчас можно, я не за работой. Когда начнешь сводить счеты, не жди меня. Я не приду.
– Почему?
– Мне тебя больше нечему учить. Все, что я был вправе тебе показать, я показал. А как ты распорядишься полученным знанием - это уже не моя забота. И так потратил на тебя слишком много времени. Что у меня, других дел нет, что ли? Дел масса, - Он встал. - На юге, например, новая война началась. Люди умирают сотнями. Мне везде надо успеть.
– Рихтер! - позвал Клемент, но Смерть отдалялся от него все дальше.
Монах позвал еще раз, но Рихтер так и не обернулся. Раздался негромкий хлопок, и время снова пошло своим чередом. Клемента обдало колючим ветром, он поежился и надел маску. На душе от их разговора у него остался неприятный осадок. Словно не поговорили, а поругались. Совсем не так он желал расстаться со своим Учителем.
Чтобы хоть как-то скрасить неприятное впечатление, а заодно и согреться, монах решил отправиться в трактир. Он знал подходящее для этих целей заведение, которое располагалось неподалеку от сгоревшей аптеки, где он обитал. Там не задавали лишних вопросов, и человек, скрывающий свое лицо, спокойно мог выпить кружку эля, не опасаясь последствий.