Дзебу усмехнулся про себя, поразившись, каким тоном она произнесла слова «престарелый» и «влиятельный». «Клянусь ивой, девушка проницательна. И, быть может, права. Возможно, нас обоих этот сын пиратов бросил на съедение акулам».
Морщинистое лицо Бокудена побелело от ярости.
– Продолжай показывать свое неуважение к отцу перед слугами, и не будет ни поездки в Хэйан Кё, ни свадьбы. Ты проведешь остаток дней своих в монастыре, рассказывая о своих несчастьях жалостливому Буме!
Танико замолчала, щеки ее раскраснелись. «Она зашла так далеко, дразня своего презренного отца, – подумал Дзебу. – В несколько раз дальше, чем хватило бы храбрости у большинства дочерей». Она нравилась ему. Она была храброй. Она была умной. Она была остроумной. Несомненно, она призвана стать драконом, довольно красивым.
Слуги помогли Танико и ее служанкам сесть в седла. Женщины ехали сидя боком. Дзебу впереди, за ним три женщины, потом два носильщика на груженных багажом старых клячах, – отряд под стук копыт миновал ворота. Ворота поместья Шимы заслонили собой рыдающую мать, нетерпеливого отца, радостно кричащих детей и машущих руками слуг.
Дорога Токайдо проходила к северу от Камакуры, и путники направились через город в том направлении. Начиная с этого момента пять жизней находились в руках Дзебу. Он напомнил себе, что зиндзя действует ради самого действия, не обременяя себя заботами, что может получиться в результате. Прибудет ли отряд в столицу или будет уничтожен наймитами Муратомо через милю, не должно было волновать Дзебу. Не должно, но в действительности он нервничал.
Копыта лошадей стучали по утоптанной грунтовой улице. Запах рыбы – свежей рыбы, приготавливаемой рыбы и гнилой рыбы – пропитал воздух Камакуры. В этом городе все было подчинено морю, и сердцем его, несомненно, являлись скопления причалов и складов на имеющей форму полумесяца береговой линии, пульсом – отход и возвращение большого рыболовного флота. Вокруг района порта выстроились скромные жилища рыбаков и других людей, работающих на причалах. За ними располагались более крупные дома владельцев судов, складов и тех, кто разбогател на торговле уловом. Но на самом краю города, подальше от порта, стояли вновь построенные особняки господ, прибывающих в Камакуру с севера, крупных землевладельцев, таких, как господин Бокуден. Его поместье, как и подобало дому первой семьи в городе, было видно издалека, красный флаг Такаши отчетливо выделялся на фоне темно-зеленых деревьев, растущих рядом.
Дзебу заметил, что рядом с ним едет Танико. Она ни разу не обернулась на дом детства, а решительно смотрела вперед. Быть может, ее пугало долгое путешествие. Дзебу повернулся к ней с улыбкой и произнес:
– Камакура так же важна в этой части страны, как Хэйан Кё – на юге.
Танико бросила на него пронизывающий взгляд черных глаз:
– Кого интересует мнение оборванного монаха какого-то неизвестного Ордена, который, я уверена, ни разу не высовывал своего длинного носа за стены монастыря? Оставь его при себе и не разговаривай со мной. У меня и так достаточно неприятностей!
– Мы в своем Ордене говорим: тот, кто считает себя жертвой, делает себя жертвой. Но если вы решили считать себя несчастной, моя госпожа, желаю вам испытать много радостей от такого выбора. И я уважаю ваше желание предаться скорби в одиночестве. – Он пришпорил Алтея и поехал вперед.
Дзебу был совсем не рассержен: девушка все еще нравилась ему. На самом деле упоминание о его длинном носе было очень точным. Она была очень наблюдательна, нос был одной из черт, унаследованных им от своего чужеземного отца. Дзебу был доволен тем, что ему, благодаря тренировке зиндзя, удавалось оставаться спокойным и веселым, встречаясь с враждебностью со стороны других. Он надеялся, что Танико не будет постоянно надоедать ему своими жалобами, иначе это станет тяжелым грузом на всем пути до Хэйан Кё.
На ночь они остановились в сельском доме одного из союзников господина Бокудена. Из своего багажа Танико достала подголовье, на котором спала с детства. Краска на нем давно стерлась, края обились, но деревянная поверхность давала ей ощущение тепла и безопасности, как любимая кукла или ночная рубашка могли действовать на какую-нибудь другую девочку. В подголовье был потайной ящик, края которого казались частью резного узора. Танико открыла ящик и достала книгу для записей, резные деревянные крышки которой были перевязаны декоративным красно-золотым шнурком. В ящике также были кисточка, брусок и чернильный камень. Используя воду, принесенную в спальню в суповой чашке, Танико принялась тереть камень бруском, приготавливая чернила.