Пятерых кочевников, слишком серьезно раненных, чтобы сражаться до смерти, захватили в плен, и Дзебу удалось убедить самураев, что эти люди будут полезнее им живыми, чем мертвыми. Каждый день он уделял некоторое время посещению пленных, содержавшихся в каменном здании рядом с дворцом правителя, заботился об их ранах и разговаривал с ними.
Сначала они говорили на китайском языке, который знало большинство монголов, так как Северный Китай был частью их территории уже на протяжении целого поколения. Дзебу с трудом понимал их диалект, который был почти другим языком по сравнению с китайским южных провинций, к которому привык Дзебу. Между собой кочевники разговаривали на монгольском языке, и Дзебу запоминал слова и выражения и использовал их в разговорах. Со временем их разговоры все больше и больше происходили по-монгольски.
Монголы не верили Дзебу. Помимо обычного недоверия, испытываемого любым пленным по отношению к пленившему его, они, как и Торлук, различили его монгольские черты. Они принимали его за предателя, плененного несколько ранее и согласившегося служить китайцам за обещание сохранить жизнь. Подозревая, что его подослали к ним с подобной миссией, они решили убить его, как только он достаточно близко подойдет к ним.
К ужасу китайских охранников, Дзебу выбрал самого крупного монгола и сразился с ним голыми руками во дворе тюрьмы. Его противником оказался единственный пленный, который не был серьезно ранен; его нашли в бессознательном состоянии на стене Гуайлиня, где в него угодил камень, несомненно выпущенный с его же стороны. Это была обычная костоломная монгольская борьба против приемов рукопашного боя зиндзя. Дзебу пять раз повалил монгола.
С этого момента он завоевал их уважение и убедил, что не интересуется военной информацией, и монголы стали более дружественно к нему относиться. Они поняли, что он действительно не знает монгольского языка и поэтому не может быть перебежчиком.
В свою очередь Дзебу скоро почувствовал некоторое уважение к своим соотечественникам. Эти пятеро – четверо из которых были ранены, – сидевшие в тюремной камере, скучая и предчувствуя недоброе, были совсем не похожи на легендарных свирепых воинов. Дзебу нашел, что они простодушны, неграмотны, молоды, скоры на смех, мужественны и добры друг к другу.
Он также определил, что они очень любят выпить. Он приказал принести в камеру несколько кувшинов рисового вина. Через час вино кончилось, а пленники требовали еще. Их «аппетит», казалось, не имел границ, и Дзебу пришлось ограничить дневной рацион, чтобы они не были пьяны постоянно. Подвыпив, они были скорее веселы, чем драчливы. Занятия языком шли значительно успешней при помощи небольших порций вина.
Он начинал понимать образ жизни монголов. Эти молодые люди выросли, наслаждаясь свободой и богатством империи, созданной Чингисханом, но их отцы и деды рассказывали им о прошлых временах, когда ни одно время года не проходило без смерти кого-нибудь в каждой семье. Мир льда, пустыни и степи никогда не становился более мягким, никогда не предоставлял повторный шанс. Законы и обычаи монголов были заимствованы у законов природы, или, как говорили сами монголы, Вечного Неба.
Дни бездействия тянулись за деревянной стеной осаждающей стороны и каменной стеной Гуайлиня. Дзебу овладел поверхностными знаниями монгольского языка. Юкио и правитель руководили ремонтными работами в городе и на его укреплениях. Все напряженно смотрели на реку, стараясь разглядеть приближающиеся транспортные джонки с пришедшими на выручку войсками.
На двенадцатый день после неудачного штурма Гуайлиня разведчики правителя Лю донесли, что Аргун Багадур вернулся от хана Менгу из провинции Сычуань.
– Снова бросимся на них в атаку, чтобы показать, как сильно нас надо опасаться? – спросил Юкио, стоявший с Дзебу на стене, наблюдая за тем, как два дополнительных тумена, приведенных Аргуном, разбивают лагерь.
– Предположим, я сброшу тебя со стены прямо в гущу монголов, – сказал Дзебу. – Это должно напутать их в достаточной степени.
Моко, стоявший на стене вместе с ним, наблюдал за прибытием подкрепления монголов.
– Я разрабатываю конструкцию катапульты, которая сможет выбросить меня из города и перебросить в невредимости через Гуайцзян на противоположный берег.
Установив юрты – так они называли свои войлочные круглые шатры, – вновь прибывшие солдаты сели на коней. Они построились в квадраты из ста всадников, полный тумен состоял из ста таких квадратов: десять – в ширину и десять – в глубину.