– Что тебе нужно?
– Моя госпожа Танико говорит только о тебе. По ее словам, ты очень интересен, Дзебу. Почему только она должна обладать тобой?
Дзебу рассмеялся и потянулся, чтобы погладить мягкую щеку.
– Скажи мне, Дзебу, ты такой же доблестный в сердечных делах, как в боях с мечом и стрелами?
Дзебу откинул капюшон. В лунном свете открылось лицо Танико.
– Ветвь сирени! – прошептал он.
Вздохнув, он обнял ее, и долгое время они лежали молча, прислушиваясь к дыханию друг друга и разглядывая залитый лунным светом Хэйан Кё. Немного погодя тела их задвигались, пальцы потянулись, чтобы коснуться друг друга под одеждой. Дзебу судорожно вздохнул, когда его пальцы дотронулись до теплой, нежной кожи. Он прижался к ней.
– Нет! Остановись!
– Что, если я не смогу остановиться?
– Ты должен, или жизнь моя разбита.
– Забудь о будущем. Есть только здесь и сейчас.
– Говорят, что зиндзя – волшебники. Сможешь ли ты чудесным образом восстановить ворота замка, если сорвешь их с петель?
– Что, если я сорву их с петель, будучи не в силах восстановить их?
– Тогда я буду вынуждена убить себя. А ты будешь казнен как насильник. И твой Орден дорого заплатит моему отцу!
– Я не буду врываться в ворота твоего замка. Орден приказал мне доставить тебя в целости князю Сасаки-но Хоригаве. Зиндзя не предает свой Орден.
– У тебя там тоже рыжие волосы? Она хихикнула.
– Да.
– Тогда я рада, что не могу видеть тебя в темноте. – Она снова хихикнула, дразня его пальцами.
– Зачем ты искушаешь меня? Он резко втянул в себя воздух.
– Есть другие удовольствия, не требующие, чтобы ты ворвался в мой замок. Ты можешь приятно провести время в саду замка…
Она продолжила то, чем занималась. Молния могла сверкнуть в любое мгновение. Он так давно не лежал с женщиной! Земля под ним слегка задрожала. Это ками горы или его собственное тело?
Сверкнула молния. Они вздохнули вместе.
Когда дыхание стало нормальным, он сказал:
– Ты очень добра ко мне.
– Для моей собственной безопасности. Теперь твой таран не угрожает воротам моего замка.
– Угроза может возникнуть снова.
– Пока этого не случилось. – Она выгнула спину и, прижавшись к нему, задвигала бедрами, – Быть может, ты насладишься трапезой в саду, о котором я тебе говорила?
Учение, сохраненное и передаваемое зиндзя, включало в себя не только искусство боя. Благодаря изучению привезенных из-за моря книг и с помощью живущих с ними женщин, каждый молодой зиндзя становился знатоком любовного искусства. Орден придавал ему огромное значение, как орудию для достижения просвещения. Даже когда он был слишком молод, чтобы участвовать в любовных играх, Дзебу разрешали наблюдать за другими, стремящимися поднатореть в этом искусстве.
«Плоть священна, – говорил Тайтаро. – Никакой из актов плоти не может быть низменным или незначительным. Раздуть огонь желания – значит, повысить силу ума. Вызвать силы жизни – значит, прямо прикоснуться к свету и мудрости Сущности». Тайтаро научил Дзебу ритуалу и молитве на случай его встреч с женщинами.
Сейчас губы и язык Дзебу исполняли ритуал, а мозг повторял молитву: «Я совершаю это таинство во имя Сущности. Я призываю Сущность с ее силой войти в меня. Пусть Сущность войдет в мое тело через тело этой женщины и наполнит нас обоих светом».
Танико стала кричать, потом зажала рот ладонью.
Они лежали, обняв друг друга, под толстым плащом, его губы прижались к ее шее, оба они смотрели на квадраты города под полной луной.
Дзебу прошептал ей, чувствуя, что слова не его, что могущественный ками говорит через него:
– Я твой до конца моей жизни и до конца твоей жизни. Я принадлежу тебе, как я принадлежу Ордену. Где бы ты ни была, позови меня, я приду. Все проходит, все умирает, но эта клятва, которую я приношу, на твоем священном теле, не умрет.
– О, Дзебу, какие бы слова ни произносились в благословение моего союза с князем Хоригавой, они будут сухи и мертвы, как осенние листья. Ветвь сирени всегда будет ждать водную птицу.
Дзебу почувствовал навернувшиеся на глаза слезы. Он видел перед собой годы и годы, пустыню времени, по которой он будет скитаться вдали от Танико.
Он, видимо, уснул. Когда снова проснулся, Танико уже не было, земля была холодной. Луна зашла, он увидел, что кто-то стоит рядом и смотрит из-за кромки утеса. Он встал. На востоке появилось розовое свечение, свечение восхода. Но совсем рядом горел красный огонь, от которого у Дзебу похолодела спина.
Хэйан Кё был объят пламенем.
Приглядевшись, он увидел, что знамена пламени развевались только над некоторыми дворцами, разбросанными по городу, тогда как другие были ярко освещены, но не тронуты огнем. В свете восхода и пожара Дзебу увидел снующих по улицам и вокруг ворот людей. Вопли и воинственные крики доносились до, его ушей.
Подошел Моко и поднял к нему испуганные глаза:
– Шике, война на улицах столицы! Чуть раньше я слышал звуки, которые встревожили меня. Я встал и посмотрел вниз. Я видел, как вспыхивали дворцы, видел сражающихся на улицах людей. Мне разбудить остальных? Что мы будем делать?
– Ничего, пока не узнаем, что происходит. Пусть остальные спят. Мы с тобой будем наблюдать. – Дзебу присел на краю. Взглянул на темную тихую палатку, которую Танико делила со служанками.
К тому времени, как тепло солнца разбудило остальных, над Хэйан Кё нависла пелена дыма. Были видны неподвижные тела на широких улицах и аллеях, скачущие взад и вперед всадники.
По лицу Танико струились слезы.
– О Дзебу, все было так прекрасно ночью, а теперь все разрушено! – Солнце сверкало в ее наполненных слезами глазах.
«Быть может, глаза наиболее прекрасны, когда они мокры от слез», – подумал Дзебу. Он почувствовал, как его глаза становятся горячими и мокрыми, лицо затуманилось. Но он плакал не по Хэйан Кё. Она прикоснулась пальцами к его ладони.
– Ты была прекрасна ночью, – сказал он, – и ты прекрасна на восходе солнца.
Она покачала головой:
– Для меня солнце заходит.
Она повернулась и пошла к служанкам, стоящим у статуи императора Дзимму в темно-зеленой сосновой роще. Дзебу не мог описать свои чувства. Женщина доставила тебе наслаждение, и ты вспоминаешь ее с нежностью. Это чувство было приятным. Это чувство было не более чем лесной пруд. То, что он чувствовал сейчас, было болью, болью, которая почти заставила его забыть странную и ужасную картину агонии Хэйан Кё. Это чувство было океаном. Казалось в этот момент, что жизнь кончилась для него, что он был уже мертв. Тайтаро всегда говорил, что мы должны жить, будто уже умерли. Если он имел в виду это, он был не прав. Это невыносимо.
Чтобы облегчить страдания, он заставил себя задуматься над насущными проблемами.
– Моко, ты знаешь Хэйан Кё. Спустись вниз и постарайся выяснить, что произошло. Найди дом князя Сасаки-но Хоригавы и убедись, что с ним все в порядке. Посмотри, безопасно ли будет для госпожи Танико сейчас войти в город. Потом возвращайся сюда.
Косоглазый плотник вернулся после полуденной трапезы. Он грустно покачал головой:
– Прекрасные улицы Хэйан Кё стали полем боя для самураев. Такие вещи не случались, когда я был ребенком.
– Скажи мне точно, что случилось, Моко-сан.
Моко горестно махнул рукой:
– Все началось из-за пустяка. Уличная стычка между самураями Такаши и Муратомо. Но в нее включились сотни. Потом банды самураев стали атаковать жилища людей. Самураи Такаши сожгли дома семьи Муратомо и убили их слуг. Муратомо сделали то же самое с Такаши.
– Что с князем Хоригавой?
– Трудно было узнать что-либо о нем, шике. Если спрашиваешь слишком многое, люди смотрят на тебя как на подозрительную личность, а такие сегодня не живут долго в Хэйан Кё. Такаши выставили сильную охрану вокруг его дома. Он в безопасности.
Дзебу вспомнил, что семья Танико была ветвью рода Такаши.
– Семья госпожи Танико в опасности?
– Шике, все, кто живут в Хэйан Кё, в опасности сегодня. Но особняк Шимы не упоминался среди сожженных.