— Что?
— Я вижу цель, но не вижу, как ее достичь. Мне невыносимо быть вдали от тебя, даже мгновение. Я бы хотел, чтобы мы с самого начала не скрывались. Наверное, следовало тогда, во Франции, сразу открыться Манфреду и миссис Маунт…
— Мы не могли…
— Меня пугает, что мы все держим в тайне. Я боюсь потерять тебя. И предпочел бы жениться не откладывая. Можем мы пожениться завтра или на следующей неделе?
— Нет, Тим…
Они смотрели друг на друга и сосредоточенно думали.
Тим думал о том, что должен оберечь ее, но как это сделать? Тут ничего нельзя утаить.
— Мы могли бы пожениться и держать это в тайне.
— Нет, Тим.
Тим снова задумался. Господи! Надо немедленно уходить отсюда, ему постоянно чудятся шаги Дейзи на лестнице. Но где еще, черт побери, они могут хотя бы держаться за руки? Он с ума сойдет. Или рассказать ей о Дейзи? Нет, не сейчас, когда они только встретились снова, и без того у них слишком много проблем. Пусть все немного утрясется, а потом он постепенно признается. Ему нужно переосмыслить свои отношения с Дейзи, взглянуть на нее в истинном свете (то есть более критически), прежде чем что-то говорить Гертруде, нужно быть безразличным, иначе она подумает, что это серьезнее, чем есть на самом деле. Как все ненадежно, ему необходимы прочные супружеские отношения с Гертрудой, а она, возможно, в конце концов решит, что ее устроит и любовная интрижка. Боже! Если теперь она бросит его, он умрет.
Я так сильно люблю его, думала Гертруда, но что я могу предложить? Он должен был бы сам все понять, но она даже не знает, как его спросить об этом. Она не может выходить замуж так скоро после смерти Гая, это немыслимо. Даже она не может себе этого представить, что же скажут другие? Она еще носит траур, и она действительно в трауре, все ее существо не знает ничего другого. От этого не уйти, она обязана хранить верность Гаю, свою неизбывную любовь к нему среди этой новой данности, и это — данность, она не выбирала ее, не искала, эта данность просто существует. Да простит ее Бог. Да простит ее Гай. Она не может ни выйти за Тима, ни допустить, чтобы все или хотя бы что-то открылось, и это будет продолжаться еще долго, они просто должны ждать. Поймет ли он? Она не хочет, чтобы он страдал или сомневался в ней. У него может возникнуть столько сомнений, что он сбежит. Вдруг он подумает, что она всего-навсего боится «шайки» родственников? И ей вспомнились оскорбительные слова Тима: «Как же они удивятся, если узнают, что ты завела любовника». Она не может предстать перед ними в таком качестве, она, Гертруда. И это не пустое самолюбие, а нечто более глубокое. Как это объяснить ему?
Тим же мысленно говорил себе, что ее слишком заботит, что подумают другие. Но разве то, что те подумают или сделают, может разлучить их, уничтожить его, прогнать прочь?
— Я не бог весть какое сокровище, Гертруда, — сказал он. — Они удивятся: что это она связалась с таким ничтожеством?
— Прекрати, Тим…
— С таким лжецом, ворюгой. Ты знаешь, что я подворовывал у тебя еду из холодильника? Не очень-то это романтично — связаться с парнем, ворующим еду из твоего холодильника.
— Ты так голодал? Бедняжка.
— Бедняжка Тим. Это лучшее, что они могут обо мне сказать.
— Выкинь ты их из головы. Не в них дело.
— Знаю. В Гае.
— Да.
— Понимаю, — кивнул Тим и подумал: почему бы Гаю не разлучить их, не уничтожить его, не прогнать прочь? Когда романтические чувства чуть поостынут, она задумается: Гай был вот такой-то, а Тим — вот какой. И сама себе удивится.
— Рада, что понимаешь, — сказала Гертруда, — мы должны подождать.
— Подождать так подождать. Я сойду с ума. Но это пустяк. Я уже был на грани, когда мы расстались. Звонил тебе, никто не отвечал, потом эта Анна ответила, потом опять молчание. Я решил, ты передумала! Когда ты вернулась? Где была вчера вечером? Я ничего не знаю. Не знаю, привезли ли тебя в Лондон Манфред с миссис Маунт? Боже, как я ревновал к Манфреду, увозившему тебя на своей машине! Такой важный, такой красивый, да еще с такой огромной машиной…
— Не волнуйся насчет Манфреда. Из Парижа я летела самолетом, а они поехали дальше, на паром. Я практически не сэкономила время, но просто хотелось избавиться от них. А вчера вечером я сидела у себя дома с Анной и Графом.
— И не ответила на звонок! Я с ума сходил!
— Прости… они были рядом, а при них говорить было нельзя, я даже расплакалась…
— И ты обедала с этой парочкой. Что ж, сегодня обедаешь со мной!
— Тим, не могу, я приглашена на обед к Стэнли и Джанет, отказаться нельзя.
— А, черт!.. Почему нельзя… проклятье! В конце концов они отберут тебя у меня. Их много, я один.