Бдительная Анна Кевидж и на сей раз увидела его первой. Она следила за тем, как он медленно спускается через виноградник на другом краю долины. Этим утром у нее было иное настроение. После мучительной ночи она не чувствовала себя такой героически покорной. Позволить Тиму во второй раз уйти — это было бы слишком. Она ногой вытолкала чемодан из-под кровати.
Тим уже едва передвигал ноги, но его воля и решимость крепли с каждым шагом. Он медленно брел через разоренную тополиную рощу, ступая по золотой и серебряной палой листве. Дойдя до мостика, он не стал торопиться и переходить ручей вброд, его нетерпение уже поостыло, а старательно убрал с дороги рухнувший ивовый сук. Он ничего не ждал, не строил никаких планов, просто хотел дойти до Гертруды.
Он, тяжело дыша, поднялся на холм. По вспаханной земле оливковой рощи идти было тяжело, но он не остановился передохнуть. И не смотрел на дом. Тащился, не поднимая глаз от земли. Прошел по сухой желтой траве лужайки перед домом, заросшей чертополохом и растрепанной скабиозой, и одолел последний короткий подъем перед террасой. Наконец увидел под ногами мшистые ступени террасы, усеянные желтыми фиговыми листьями, и только тогда выпрямился и, все еще тяжело дыша, огляделся.
Из дверей гостиной появилась Гертруда. Подошла к нему. Проговорила: «О Тим… милый… любимый… слава богу!..» И обняла его.
— Идемте, быстрее! — сказала Анна Графу. — Соберите чемодан, можно потом привезти его на машине. Пока сложите самое необходимое в сумку, вот, возьмите хоть эту.
Ошарашенный Граф ничего не понимал.
— Но я обещал Гертруде сегодня утром починить балкон…
— Забудьте о балконе, Тим им займется. Ох, да поторопитесь же, нам надо уходить!
— Но, Анна, что произошло?
— Я ведь уже сказала, Тим вернулся, он вернулся!
— Да, понимаю, но…
— Мы уезжаем! Возьмем велосипеды. Пожалуйста, поторопитесь.
Граф в замешательстве сунул бритвенные принадлежности и рубашку в сумку, с которой Анна ходила за покупками, а она поспешно укладывала остальные его вещи в чемодан. Свой она собрала за четыре минуты с того мгновения, как Гертруда обняла Тима.
— Но, Анна, мы не можем вот так взять и уйти… они не умеют водить машину, да и…
— Манфред сможет заехать и забрать их, или машину, или еще как. Он создан, чтобы заезжать и отвозить.
— Но Тим появился вот так… может, он не…
— Не может. Он вернулся. Во всяком случае, не наше это дело — строить догадки. Неужели вы не понимаете?
— Понимаю, но… мы должны поговорить с Гертрудой, спросить ее…
— Мы скажем ей, спрашивать не будем, оставим записку. Ей сейчас не до нас. Она уже забыла о нашем существовании. Она говорит с Тимом. Мы обязаны оставить их одних, мы не можем оставаться, не можем! Лучше уйти без всяких разговоров или объяснений. Да что такого важного нам надо им сказать? Ничего.
— Ох, я прямо не знаю, что делать…
— Делайте, что я вам говорю! Нет, оставьте ваш чемодан здесь, рядом с моим, мы не можем везти их на велосипедах. Положили в сумку все необходимое? А паспорт и деньги?
— Да… что за суматоха…
— Вы пока все проверьте, а я напишу записку Гертруде.
Анна на большом листе писчей бумаги крупными буквами вывела: «ДОРОГАЯ, Я ТАК РАДА! МЫ УЕХАЛИ, ДУМАЕМ, ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ. ЛЮБЯЩАЯ ТЕБЯ, АННА. Р. S. Наши чемоданы собраны, стоят в наших комнатах. Велосипеды оставим в гостинице».
— А теперь идемте, идемте!
Она вытолкала Графа из его спальни. Оставила записку на видном месте в прихожей и, крепко держа Графа за рукав, вышла с ним из дома через арку и повела его к гаражу. Там стояли два велосипеда, мужской и женский. Анна потрогала шины. Они были надуты. Поместила сумки в багажники и дала Графу его велосипед. Она даже положила его руки на руль.