— Поехали, Питер, теперь вы мой, — сказала она, но он не слышал ее, слишком был несчастен.
В гостиной Тим и Гертруда, занятые разговором, смутно услышали странный отдаленный звук. Это смеялась Анна Кевидж.
— У тебя такой вид, — говорила Гертруда. — Подрался…
— Имеешь в виду синяк под глазом?
— Его…
— Не подрался, но что-то в этом роде, я расскажу тебе. Обо всем расскажу.
— Ох, Тим, дорогой, любимый, сердце мое! Я так рада, что ты вернулся…
— Правда? Чудесно. Значит, все в порядке, да, Гертруда, я вернулся, мы снова вместе, и ты больше не прогонишь меня?
— Нет-нет, ты со мной навсегда, не знаю, как я только позволила тебе уйти.
— Я был полный дурак, милая… но я расскажу, объясню…
— Не нужно никаких объяснений, то есть это ни к чему, ты со мной, и этим все сказано.
— Но я должен объяснить, должен, чтобы ты все поняла, раньше ты не понимала…
— А как я могла, если ты попросту убежал?..
— Ты велела мне убираться…
— Да, но я…
— Я был дурак, а еще испугался и чувствовал себя ужасно, потому что ничего не сказал о…
— О той женщине; а как она, ну, как она сейчас?
— Не знаю, я ушел от нее.
— У тебя кровь течет…
— Еще бы не течь. Гертруда, я правда ушел от нее…
— Да, знаю и верю тебе. Сиди спокойно, дай мне взглянуть. На лбу такой синячище…
— Ударился головой… я говорю, очень красивая эта лоза.
— В волосах кровь!
— Я еле прошел…
— Дай я потрогаю…
— Трещины в черепе нет?
— Кажется, нет. Больно?
— Да, но так и должно быть, согласна?
— Да что все-таки стряслось?
— Воевал с каналом… или, скорее… меня унесло в туннель…
— Но как такое вообще произошло?
— Знаю, я обещал, что не полезу в канал, но я и не собирался, просто эта собака…
— Сиди спокойно… у тебя рука кровоточит…
— Да, и нога, вот, смотри, колено ободрано…
— Ты попал в туннель, но…
— Я не хотел, там была эта…
— Но как тебя угораздило?..
— Меня протащило через весь туннель и…
— Не могу понять, как ты остался жив…
— Я тоже не понимаю…
— Идем на кухню, нужно что-то сделать с твоими ранами.
— Я чувствую себя ужасно, правда, и жутко голоден…
Гертруда взяла его под руку и повела на кухню. Он привалился к ее плечу, улыбаясь широкой измученной, сумасшедшей, сонной улыбкой. Гертруда заметила записку в прихожей.
— Они уехали!
— Кто?
— Анна с Графом. А, неважно. Теперь дай-ка я промою и продезинфицирую твои раны. А в каком состоянии твоя одежда!
— Говорю тебе, я упал, там была собака…
— Сними-ка ты все и накинь мое пальто, нет, подожди здесь, я схожу за горячей водой и…
— Полотенце будет грязное…
— Не дергайся…
— Ой, больно, Гертруда…
— Думаю, рана неглубокая…
— Может, у меня сотрясение?
— Возможно, но паниковать не стоит.
— Я такой голодный…
— Подожди минутку, сейчас закончу…
— Ни крошки во рту не было со вчерашнего дня, когда перекусил в самолете, прилетел и…
— Жаль, бифштекса не осталось, приложить к твоему бедному глазу, все вчера вечером съели…
— Эх, я бы не отказался сейчас от бифштекса. А что есть?
— Есть тушеная курица, сама приготовила. Решила приготовить…
— Решила приготовить! Гертруда, ты чудо, мне очень нравится это платье и голубые бусы, я так тебя люблю. Ты любишь меня?
— Люблю.
— И прощаешь меня?
— Прощаю.
— И вечно будешь моей?
— Да.
— Мы женаты и…
— Да, да.
— Смотри, я ношу кольцо…
— Вижу. Лучше будет заклеить раны пластырем…
— А, да не беспокойся, Гертруда. И перестань играть в «скорую помощь».
— Ты же думаешь, что у тебя трещина в черепе и сотрясение мозга.
— Уже не думаю.
— Не стоит ли тебе показаться врачу?..
— Нет, я в полном порядке. Гертруда, я должен поесть твоей курицы, иначе с ума сойду.
Накинув на плечи Гертрудино пальто, Тим сел тут же на кухне за стол и принялся за курицу. Однако ел мало. Скоро он сказал:
— Извини, Гертруда… пожалуй… что мне хочется сейчас больше всего, так это спать. Не возражаешь, если я пойду лягу?
— Сердце мое, конечно, тебе надо поспать. Идем, я тебя отведу.
Гертруда помогла ему подняться наверх и уложила в свою кровать.
— Тепло тебе, не нужно еще?..