Анна освободилась от вежливости Стэнли и от шумной фамильярности Эда Роупера, который вдруг решил объявить ее лучшей своей подругой. Медленно обошла спину адвоката Гинсбурга (брата-близнеца актера), старинного друга Гая, недавно вернувшегося из Гааги, и теперь никто не заслонял от нее Графа. Он разговаривал с Гертрудой. Увиденное поразило ее прежде, чем она что-то поняла или подумала. Граф сиял. Ужасной изможденной маски отчаяния и уныния как не бывало. Это был совершенно другой Питер, такой, каким она его никогда не видала, который сейчас наклонялся к хозяйке дома, смеясь, и лицо его морщилось, почти как у паяца, от веселья и удовольствия. Уж не пьян ли он, подумалось Анне? Затем она увидела лицо Гертруды. И Гертруда игриво теребила Графа за рукав пиджака. Граф прекратил смеяться и стал что-то говорить Гертруде. Лицо его выражало нежность, уверенность, радость и умиротворенность.
В следующую секунду сообразительная, чуткая Анна все поняла. Гертруда заключила с Графом любовное соглашение. Теперь ему ни к чему ни чувствовать себя несчастным, ни уезжать. Он останется при ней ее обожателем, поощряемый ею. Тим возражать не будет. Гертруде это ничего не стоило. Она распорядилась им походя, как бы между прочим. Ей нужно было лишь вытянуть руку, лишь тихонько свистнуть. То малое, что она даст Питеру, для него будет достаточно, и даже много. Он смиренно примет все, что она милосердно уделит ему. Вероятно, все, что ему требовалось, — это чувство, что он необходим ей, он готов жить и этим. Немножко чар, и умная участливая Гертруда осчастливила его. Она всегда ценила его любовь и не видела причины, почему бы не пользоваться ею и дальше, всегда.
Анна отвернулась. Они не видели ее. Она заставила себя сдержать подступавшие слезы. Теперь надо незаметно выскользнуть из квартиры и отправиться домой. Никто не заметит ее ухода.
Неожиданно она увидела перед собой Манфреда.
— Привет, Анна. Еще шампанского? Где ваш бокал?
— Спасибо, но мне нужно уйти.
— О, не уходите. Вы хорошо себя чувствуете? Вид у вас немного…
— Легкая мигрень, и только. Пойду домой и прилягу.
— Так вы мучаетесь мигренью? Я тоже. Только у меня есть чудодейственные таблетки…
— Я должна идти.
— Анна, позвольте отвезти вас. Вы действительно неважно выглядите.
— Ничего, я в порядке. Большое спасибо, но прогулка мне поможет.
Она была уже у двери.
Тут ее перехватила Гертруда.
— Манфред говорит, у тебя разыгралась мигрень, не уходи, приляг здесь.
— Благодарю, нет, дорогая. Мне нужен свежий воздух.
— Я хотела поговорить с тобой, только сейчас не получится. Приходи завтра к ланчу, хорошо? Никого не будет, только мы с тобой.
— Приду. Завтра буду нормально себя чувствовать.
— Ну, выздоравливай, дорогая моя, дорогая. А ты знаешь, что кое-кого тут совершенно покорила? Нед Опеншоу говорит, что влюбился в тебя! Привет, Мозес, очень рада, что смог выбраться!
— Слыхала новость, Гертруда?
— Какую новость?
— О новом Папе! Он поляк!
— Да неужели? Новый Папа?
— Слушайте, Мозес говорит, что новый Папа — поляк!
— Быть этого не может!
— Скорее, скорее, скажите Графу!
— Где Граф? Новый Папа — поляк!
— Граф, Граф, послушайте, новый Папа…
— Ура! Новый Папа поляк!
— Как замечательно! Граф, слыхали?
— Да здравствует Граф, поздравим Графа!
— Тост за Графа!
— Только посмотрите на его лицо!
— Да здравствует Польша, да здравствует Граф!
— А ну-ка, трижды…
— Ты слышала, как они пели «Ведь он отличный малый»?
— Да, — сказала Анна. Спускаясь по лестнице, она слышала, как раздалась песенка.
— Питер просто обезумел от радости.
139